Сицилия – верное лекарство от хандры. Часть 3
Шрифт:
– Ты что?! – тут же возмутилась она, - уж к чему, к чему, а к любви итальянцы относятся очень серьезно. Ты включи телевизор, сходи в театр, послушай разговоры за соседними столиками – разговоры только о любви: от классиков до новейших разработок.
Я рассмеялась ее напору в защите прав любви. Да, согласна, итальянцы то же люди, и тоже умеют и хотят любить, просто мы разные и отношение к любви у нас тоже разное.
– Что ты смеешься? Что ты смеешься? – притворно возмутилась родственница и взмахнула руками, - я ей о любви, а она хохочет.
– Теперь я хотя бы понимаю некоторые поступки твоего брата.
– Какие?
– Нууу, налететь смерчем, ошарашить всех, а потом обидеться, на то, что ему не отвечают взаимностью.
Сильвана опять интересом жгучих глаз поблестела на меня.
– Ну так это же хорошо, все видят, что он за тобой ухаживает, он таким образом продемонстрировал свой интерес к тебе и свое право на тебя. Это же приятно.
Я неопределенно пожала плечами. Что тут скажешь? Разность менталитетов.
– Что? – допытывалась родственница.
– У нас не принято эпатировать публику, ставя, таким образом, девушку в известность о своих намерениях.
Сильвана нахмурилась, не понимая меня.
– Если чувства серьезны, то их берегут, хранят, как дар, оберегая от чужих людей. Серенады под окнами у нас не поют, ну разве что только особо одаренные романтики или выпившие.
Вот странно, а у нас ведь народ поет, только когда выпьет или по поводу, как говорили в новогодней «Иронии судьбы», а тут поют везде. Поет мужчины, едя в машине с открытыми окнами, поет женщины, развешивая белье, поет продавец, нарезая мне прошутто, поют подростки, раскрашивая граффити стены домов, поет старушка, глядя с балкона на закат, поет пожилой мужчина, ища на складе среди обувных коробок мой размер обуви. И надо сказать, что очень недурно поют – с душой и приличными вокальными данными. Я так не умею. Так, стоп, вот только серенад мне не надо!
– А если мужчина искренне это делает? – уточнила Сильвана.
– Искренне и на публику? – скривила губы в усмешку, - как в театре? Причем очень уверенно в своей неотразимости и положительной реакции девушки. Андреа, видимо, достаточно взять первую ноту своим тембром голоса и все его желающие у его ног.
– Он тебе не нравиться? – не веря в услышанное удивилась она.
– Почему же? Он красивый, яркий, харизматичный, - все характеристика братца на этом закончилась, но чтобы не обидеть родственников, добавила, надеясь, что не ошиблась, - наверное, умный.
– Ты знаешь, а я, кажется, догадалась, чем ты его зацепила.
– Прям-таки зацепила, - я впилась взглядом в долгожданную анти-пасту, двигающуюся к нашему столику.
Ура, это наша тарелка! Я скоренько подцепила морского гада в заливке и наконец-таки начала ощущать удовольствие от трапезы.
– Да, ты ему понравилась, - Сильвана, не торопилась приступать к обеду, может у них не принято без семьи обедать, а я тут вся из себя невоспитанная. А мне можно, у меня менталитет другой и кушать сильно хочется.
– Не переживай, ты же сама говорила, что это временно.
– А еще я говорила, что это не каждому дано, - внимательно глядя на меня, напомнила родственница.
– Кх-кх, - осминожка, однако целиком проскочил, чуть не подавилась. Это что еще за намеки? – но все же это временно, давай выпьем, - постаралась замять я неприятную для меня тему.
Сильвана усмехнулась, распознав мою неуклюжую попытку смены темы.
– А он тебя не отпустит, - тихо предупредила она, глядя мне в глаза.
– С чего бы это?
Угрозы, как и шантаж, я на дух не переношу, а потому стараюсь гасить жестко и в зародыше.
– Именно потому, что любовь в нашем мире стала редкостью. Если он влюбился, то…
– Постарается причинить мне счастье? – получилось с вызовом. Да, гасить в зародыше.
Сильвана замолчала, внимательно глядя на меня, в моем взгляде был по-прежнему вызов. Она вздохнула, перевела взгляд на площадь и вернулась к тарелке с анти-пастой, подхватила вилкой малюска.
– Андреа жесткий, иногда жестокий, но не с теми, кого любит, - тихо довела она до моего сведения.
– А с теми, кого разлюбил? – не всякий случай уточнила, дабы быть уверенной в своем светлом будущем.
– А мне кажется, что он пока никого не любил, в смысле, не дышал с человеком одним вздохом, не чувствовал любимого, когда он за несколько километров.
– Ты же сама говорила, что без этого можно обойтись.
– Можно, но когда это попробуешь, на меньшее не согласишься.
– Будем надеяться на лучшее, - пожелала я нам, чокнувшись с ее бокалом, а что есть лучшее, я сама не знаю.
К нам опять подошел официант, чтобы принять заказ на основное блюдо.
– Чего-то они подзадержались у мумий, - посмотрела я на часы.
– Мама по Андреа соскучилась, поэтому пока ненаобщается, не отпустит от себя.
– Ну так и общались бы за обедом.
– За обедом он с тобой будет общаться и после обеда тоже. А мама ревнует.
– А тебя она тоже ревнует?
– Я дочь, я другое, а Андреа любимый сын, к тому же старший и мамина гордость, - улыбнулась она немного грустно.
– А девочки всегда в семьях живут как бы отдельно?
– Нет, когда я была маленькой, меня с братьями одинаково любили, баловали, все разрешали, у меня счастливое было детство.
– Но сейчас Андреа живет с мамой, а ты отдельно.
– Так принято, - пожала она плечами.
– Тебе не обидно?
– Сейчас уже нет, да и не смогла бы я сейчас с мамой жить. Обидно было лет в 12-13, когда мне дали понять, что теперь я взрослая. Всегда была маленькой и любимой доченькой и в один день стала взрослой. Обидно, что старшие братья так и остались для мамы маленькими, а я став взрослой должна была сама себе стирать, убирать дом, иногда готовить. Понятно, что это нужные навыки для будущей женщины и хозяйки, но для подростка это было… вообщем обидно.