Сицилийское королевство
Шрифт:
– Хорошо, – кивнул он.
Но в этот момент на них налетели монгольские всадники. Три рыцаря были убиты мгновенно, монгольские копья нашли бреши в доспехах. Остальные сицилийцы удачно вступили в битву, ссадив нескольких нападавших с коней. Вокруг засверкали клинки. Послышался звон металла и ржание коней. Забубенный увидел совсем рядом обветренные лица монгольских нукеров. Над головой просвистела стрела и переломилась, ударившись в скалу.
– Скачи вверх, – крикнул Забубенный Констанции, – я буду рядом.
Что было сил, он ударил плеткой по крупу ее коня. Конь императрицы заржал и, взбрыкнув, поскакал по узкой дороге, все еще свободной по пути наверх. Забубенный дернул поводья своего коня, устремившись за ней. Сверху раздался крик Генриха. Белой стеной навстречу накатывались тевтонские рыцари. Их разделяло уже не больше полусотни метров, когда Григорий увидел, что монголы нагоняют. Самый быстрый нукер, скакавший впереди всех, выхватил аркан и раскручивал его над головой. В кого он целился, было ясно.
Тогда Забубенный изо всех сил пришпорил своего коня, который в несколько диких прыжков догнал коня императрицы. И, когда краем глаза Григорий увидел брошенный аркан, он поднял своего коня на дыбы. И нукер промахнулся. Аркан, просвистев в воздухе, за секунду спеленал Григория так, что на землю он рухнул уже обездвиженной колодой, но сознания не потерял. Вихрем пронеслись монголы. Раздался треск ломаемых копий – столкнулись с тевтонцами и откатились обратно. Лежа на боку, за спинами рыцарей Григорий хорошо видел Констанцию, волосы которой развевались на ветру. Она доскакала до перевала и, обернувшись в седле, бросила взгляд назад. Туда, где отрезанный от нее тевтонцами и монголами лежал пленный механик.
Рядом застучали по камням копыта лошадей. Монгольские всадники остановились в двух шагах.
– Ну, вот и встретились, Кара-Чулмус, – раздался над ним знакомый голос. Это был хан Каюк, и он был страшно зол. – Грузи пленника на корабль, Несвер. Из-за него мы опять упустили женщину. Быть может, получив этот подарок, Субурхан не казнит нас.
Связанного Григория перекинули через холку коня. Не обращая внимания на арбалетный обстрел, Каюк собрал остатки монгольского отряда вокруг себя и устремился к берегу, где его поджидал корабль венецианцев.
Как и подозревал Забубенный, это была очередная диверсионная экспедиция монголов, которую он сорвал. Но Григория не били. С ним даже никто не разговаривал, монгольские нукеры просто привязали его лицом к большой мачте нефа, а затем вышли в море. Судьба Бриндизи, который продолжали утюжить катапульты венецианцев, их больше не интересовала. Рано или поздно город будет взят. Часть добычи по уговору им отдадут. Остальное неважно.
Каюк торопился сообщить Субурхану, что Констанция опять ускользнула. В первый раз Субурхан проявил несказанную милость и не казнил его. Теперь у монгольского военачальника такой уверенности не было. Его единственная надежда на спасение была привязана к мачте корабля, который, несмотря на ночь, вышел в море и взял курс на Венецию, в окрестностях кторой стоял лагерем Субурхан, ожидая новостей от своих передовых отрядов, вторгшихся в земли сицилийского королевства.
Целый день корабль плыл по высоким волнам, а ветер все свежел. И ночью разыгралась настоящая буря. Григорий видел во мраке огромные волны, которые перекатывались по палубе, смывая за борт матросов. Небольшую эскадру из семи кораблей, которые сопровождали хана, разметало по Адриатике. В предрассветной мгле капитан изрядно потрепанного корабля, на котором находился Григорий, увидел неподалеку скалистый берег, но в тумане и темноте было неясно чей он. А вскоре стало уже не до этого.
Раздался страшный треск и корабль налетел на подводные рифы, разломившись на несколько частей. Все: и люди, и лошади, посыпались в воду, калечась об острые камни. Треснув пополам, рухнула мачта. Над волнами остался торчать только застрявший меж камней кусок палубы и обломок мачты с привязанным к ней механиком, который был ни жив, ни мертв от страха. Из последних сил он прополз по ней на два метра вверх, сдернул ремни и освободил руки. Затем ноги. И откуда только силы взялись. Но нырять в море он не стал. Плавал Забубенный плохо, да и берега в темноте не видел.
Вместо этого механик снова привязал себя к мачте, но уже поперек туловища и стал ждать утра. Скоро вода сдернула его хлипкое прибежище с камней и снова утащила в море.
Сколько его носило по волнам, он не знал. День сменялся ночью, ночь днем. Руки и ноги затекли, потеряв всякую чувствительность к боли. Соль забила рот и выжгла глаза. Но он не умер, а только впал в забытье.
Григорий пришел в себя оттого, что чьи-то руки встряхнули его, а в рот потекло терпкое вино. Забубенный поперхнулся, его сразу вывернуло наизнанку. И лишь после этого открыл глаза. Держась дрожащими руками за борт, он сидел на скамье небольшой ладьи, доверху забитой какими-то бочонками, а вокруг него сгрудились бородатые мужики в холщовых рубахах.
– Извини паря, – сказал один из них, – вода закончилась, а вина вон сколько. Потерпи, до Константинополя дотянем, там и разживемся. Главное – жить будешь.
2006 год.
Санкт-Петербург