Сидим, курим…
Шрифт:
— Это была случайность, — покачала головой она. — Я не первый год в бизнесе, сама не понимаю, как так лоханулась. Говорила вчера об этом с Драконом, он пообещал меня подстраховывать, если что.
— Мне кажется, ты делаешь непоправимую ошибку…
— Глашка, не надо! Принимай меня такой, какая я есть. И на что, по-твоему, я должна жить?
— Но ты же собиралась искать работу…
— Не будь наивной. У меня нет ни образования, ни опыта. Одна смазливая мордашка. Ну сходила я на два собеседования к мужикам, которые секретарш искали. И что ты думаешь? Оба обрадовались. Увидели меня — глазки так и загорелись. Сразу стало
Я потрясенно молчала.
— И не надо так на меня смотреть! Вообще, с тех пор, как у тебя появился Данила, ты стала какой-то… снобкой.
Я поперхнулась:
— Да что ты говоришь такое?! Между прочим, этот сноб Данила спас тебе жизнь!
— Спасибо, — криво усмехнулась она. — А теперь пусть не мешает мне жить так, как я хочу. И ты вместе с ним!
Что я могла ей сказать?
Какое-то время сидели молча. Маринка то и дело посматривала на часы — ее тонкое запястье обнимал изящный серебряный ободок. Любимое приобретение — антикварные часики, украшенные мелкими брильянтами. Несколько месяцев страстного потения перед камерами — и заветные часики в кармане.
— Ну а зачем ты меня позвала? — спросила она.
— Да так. Хотела про Лену рассказать. Она на Маврикий уехала, с Пупсиком.
И тут Марина огорошила меня во второй раз:
— Знаю, — спокойно сказала она, — Ленка мне перед отъездом звонила, советовалась.
— Что? Она тебе звонила? И ты ничего не сказала мне?!
— А смысл? — спокойно передернула плечами Марина. — Я заранее знала, что ты скажешь. Примчишься со своими страстными речами и, брызжа слюной, толкнешь речь об искренности и самооценке.
Комната закружилась у меня перед глазами. В голове вальсировали горячие оранжевые шары. Что она такое говорит? Что? С каких это пор две ближайшие подруги объединились против меня?
— Ты, Глашка, в последнее время стала какая-то… другая. Уж прости, но с тобой стало сложно.
Я растерянно на нее смотрела — Маринка прятала глаза, ковыряясь в своем незаправленном салате.
— Ленка была в истерике. Говорила, что не хочет жить, что она потерялась, что не любит своего Пупсика и не знает, что ей делать.
— И что ты ей посоветовала? — спросила я, хотя ответ был предсказуем.
— Я сказала, что в ее жизни было достаточно любви. Что нельзя годами порхать над асфальтом, потому что рано или поздно ты на него шмякнешься и больно разобьешь коленки. Надо когда-то подумать о будущем. И если в ее жизни появился такой потрясающий шанс, было бы грехом его упустить.
— Так, значит, это она из-за тебя… изменила свое решение!
— Думаю, в глубине души она была со мной согласна. Конечно, твои слова ее смутили, но в итоге победил здравый смысл. И не надо так на меня смотреть! Глаша, ты всегда была идеалисткой. Знаешь, что я подумала, когда впервые увидела тебя?
— Что? — потрясенно прошептала я.
— Я подумала: ну как такие создания умудряются выживать в этом городе?
— Но когда мы познакомились, я была другой. Я только сбежала из дому, я первую неделю жила одна…
— Поверь мне, за эти годы ты не изменилась, — усмехнулась Марина. — Конечно, наивность и вера в то, что светлое будущее придет само собой, — это здорово, но… Аглая, так нельзя! Лена свой выбор сделала.
—
— И если ты хочешь по-прежнему с нами общаться, давай больше не будем это обсуждать. — В нежном Маринкином голосе появилась несвойственная ей твердость. — И насчет меня тоже. Поверь, принять это решение было непросто. Но мне это нужно, понимаешь? Нужно для выживания. Я же не хочу убраться в свой родной город, где все обо мне давно и думать забыли! Я не хочу менять свою жизнь…
… Она говорила что-то еще. Долго говорила, проникновенно. Но почему-то мой мозг не желал воспринимать смысл ее слов — наверное, то была своеобразная защитная реакция. Под убаюкивающий монолог я десертной ложечкой осторожно ковыряла пирожное и думала о своем.
А что, если я ошиблась? Если новая жизнь, которой я так шумно радовалась, означает совсем не то, что я под ней подразумевала? А вдруг… Вдруг ненормальная баба Зина права и прямо сейчас, в данную конкретную минуту, я упускаю тот из возможных вариантов будущего, который мог бы стать действительно счастливым? Ради жизни, которую я сама себе придумала и которую пытаюсь придумать для своих подруг. Не удержавшись от усмешки, я подумала, что веду себя совсем как моя бабушка. Из лучших побуждений раскладываю жизненный пасьянс окружающих меня людей.
— Глаша? Эй! Прием-прием?
Несколько раз моргнув, я сконцентрировалась на взволнованном Маринкином лице.
— Что с тобой? Тебе нехорошо?
— Все в порядке, — улыбнулась я.
— Но у тебя такое лицо… Ты меня не слушала, да? Смеешься не к месту!
— Марин, ты меня прости. — Я посмотрела на часы. — Но я должна идти.
— Ну вот, я так и знала. — Она поджала свои красивые губы. — Так и знала, что после всего этого ты не захочешь иметь со мною дело. И Ленка предупреждала.
— Маринка, милая, дело совсем не в этом! Я тебя люблю и Лену тоже! Разве я могу вас бросить? Что бы ни случилось…
Она удивленно заморгала:
— Ты сейчас говоришь то, что думаешь? Или пытаешься сделать хорошую мину при дурной игре? И почему ты тогда…
— Просто я вдруг вспомнила об очень важном деле, которое не может подождать и пятнадцати минут!
— О каком же? — подозрительно прищурилась она. — Не хочешь говорить?
— Обязательно расскажу. Но потом, когда вернусь. Марин, меня, скорее всего, не будет в Москве пару недель. Я уеду в путешествие.
Она уставилась на меня недоверчиво:
— В какое еще путешествие?
— В Южную Америку! Понимаешь, там есть один водопад… В общем, слишком долго объяснять. Надеюсь, я еще не опоздала!
Продираясь сквозь густые заросли больно жалящих кустов, отодвигая исцарапанными руками лианы, перерубая топориком лезущие в лицо ветки, я уныло материлась себе под нос. Пути назад не было — вернуться в город до заката мы все равно бы не успели. Целый день пути, мучительное черепашье продвижение вперед, ноющие колени и стертые пятки — и ничего нового. Все тот же густой, поющий миллионами голосов лес. Все та же влажная духота, оседающая на лбу солеными бисеринками. Все те же ноты беспросветного занудства в голосе моего компаньона. Пить больше глотка нельзя — у нас заканчивается вода. Остановиться, чтобы отдохнуть, нельзя — у нас четкий график пути. Отойти в сторону, чтобы сфотографировать прекрасное цветущее дерево, нельзя — там могут быть змеи. И вообще — фотографировать нельзя, нам надо торопиться.