Сидни Шелдон. После полуночи
Шрифт:
– Я в это не в-верю, Грейси. И хочу, чтобы ты это знала.
Джон сжал ее руку.
– Но другие верят. ФБР, инвесторы, газеты… все делают преждевременные выводы. Считают, что, как только Комиссия по ценным бумагам и биржам начала расследование, Ленни понял, что «Кворум» рухнет и его изобличат. Г-Грейс, говорят, что Ленни покончил с собой.
Грейс стало дурно.
«Самоубийство? Ленни? Нет. Никогда. Даже если бы он и украл какие-то деньги, никогда бы не покинул меня. Не ушел бы из жизни добровольно!»
Усилием воли
– Что бы ни случилось на той яхте, Джон, это несчастный случай. Ленни был счастлив, когда уходил от меня тем утром. Почему кто-нибудь из ФБР не поговорил со мной? Я бы все им сказала!
– Уверен, рано или поздно они захотят поговорить с тобой. К-как только выдадут свидетельство о смерти, начнется расследование. Но сейчас главная цель – найти пропавшие деньги. Пока этого не случится, все счета «Кворума», как и твои личные, будут заморожены.
Грейс, примостившаяся на краю дивана, выглядела жалким маленьким воробушком. Будь Джон менее застенчив, наверняка обнял бы ее, но он только сказал:
– Попытайся не волноваться. Представляю, как все это тяжело. Мы оба знаем, что Ленни не был вором. И правда обязательно выйдет на свет. Все будет хорошо.
«Уже не будет. Без Ленни ничего не будет. Никогда».
Буря разразилась на следующее утро. Обозленные инвесторы ворвались в отделения «Кворума», требуя свои денежки. Си-эн-эн показал сюжет, больше похожий на восстание, разгоняемое конной полицией. За какие-то несколько часов все то, что отныне называлось «Аферой “Кворума”», стало предметом обсуждений во всем мире и лакомой темой для СМИ.
Шокированная Грейс не отходила от телевизора.
«Леонард Брукштайн, когда-то один из любимых и известных нью-йоркских филантропов, американский идол, сегодня объявлен величайшим вором за всю историю страны. Разъяренные инвесторы страхового фонда «Кворум» сжигали чучела пятидесятивосьмилетнего финансиста, считавшегося погибшим во время инсценированной трагедии в море, у дверей его бывших отделений».
Зазвонил телефон. Это был Джон. Грейс снова разрыдалась.
– О, Джон! Ты слышал, что говорят о Ленни? Новости… не могу смотреть…
– Грейс, пос-слушай меня. Ты в оп-пасности. Я еду за тобой.
– Но это безумие. Почему кто-то вдруг захочет причинить мне зло?
– Люди обозлены, Грейс. Ленни здесь нет. Зло сорвут на тебе.
– Но, Джон…
– Никаких «но». Ты должна пожить с нами. Сложи все необходимое. Я буду ч-через десять минут.
Через десять минут Грейс сидела на заднем сиденье бронированного автомобиля. Когда она покидала дом, небольшая группа зевак успела собраться у дверей. Вслед Грейс полетели свистки и выкрики:
– Где деньги, Грейс?
– Куда Ленни их запрятал?
– В твоем чемоданчике семьдесят пять миллиардов, беби? Или ты просто рада нас видеть?
К тому времени как Джон запихнул ее в машину, Грейс задыхалась.
Больше она не переступила порога своего дома.
– Я не продам его. Не могу.
Грейс сидела в зале заседаний адвокатской фирмы «Картер Хохштайн». Вокруг стола расположились шестеро мрачных мужчин в темных костюмах. Джон Мерривейл представил их как попечителей, людей, ответственных за управление имуществом Ленни.
– Боюсь, у вас нет выбора. Откровенно говоря, миссис Брукштайн, у вас просто нет денег, чтобы платить по закладной. Нам придется выставить на продажу все ваши активы. Дело в том, что ваш супруг с самого начала брал крупные суммы денег под заклад своей доли в «Кворуме». Пора отдавать долги, а у вас нет средств.
Грейс в полном недоумении взглянула на Мерривейла.
– Но как такое может быть? Господи, не знаю, продайте какие-нибудь акции или что-то в этом роде.
Джон болезненно поморщился:
– Дело в том, Грейс, что, пока вся эта история не прояснится, мне запрещено что-либо продавать.
– Миссис Брукштайн!
Кеннет Гревилл, самый старший партнер, наконец потерял терпение и прямо сказал:
– Вы должны понять! Через «Кворум» без всяких документов проходили огромные суммы! Сотни тысяч инвесторов вашего мужа разорены. Эти люди потеряли все.
«А я разве нет?» – подумала Грейс.
– Пока ваш муж намерен оставаться мертвым в глазах всего света и пока не проведено расследование, мы не можем прийти к какому-то определенному заключению. Но уже сейчас ясно, что мистер Брукштайн до какой-то степени замешан в мошенничестве самого серьезного характера. Украденные суммы…
– Нет.
Грейс встала.
– Простите, но я не стану сидеть и слушать все это. Мой муж в жизни ни цента не украл. Ленни не вор! Он хороший человек и создавал «Кворум» с нуля. Скажи им, Джон!
«Она все еще говорит о нем в настоящем времени, – подумал Кеннет Гревилл. – Бедный ребенок!»
– Ваша преданность достойна всяческих похвал, миссис Брукштайн. Но моей неприятной обязанностью является уведомить вас, что в связи с вашими нынешними и, возможно, будущими финансовыми обстоятельствами вы больше не сможете жить на Парк-авеню. Мне очень жаль.
По щекам Грейс покатились слезы. Чувство было такое, будто ее прицепили наручниками к мчащемуся на всем ходу поезду. Ее жизнь рушилась, и она ничего не могла сделать.
За ужином Грейс почти не ела. Не разговаривала. Тупо смотрела в стену. Она выглядела худой и осунувшейся.
– Ешь, Грейс, – велела Кэролайн. – В нашем доме правило – ничего не оставлять в тарелке. Правда, Джон?
Джон заметил, с каким злобным торжеством Кэролайн глядит на Грейс. Кажется, жена наслаждалась страданиями бедняги. Наконец-то она получила возможность отомстить! Кэролайн напоминала кошку, играющую с пойманной мышью, перед тем как вонзить в нее когти.