Сидящее в нас. Книга первая
Шрифт:
Астат привычно перечитал все мысли на лице самодержца и усмехнулся. Борьба с королевской скукой являлась главной его обязанностью. И сегодня она могла изрядно навредить делу, которое требовало тройной выдержки. Так что он, потупившись, поёрзал в своём кресле. Обречённо вздохнул и нарочито неловко попытался отвести королю глаза:
– Вы же знаете, ваше величество, что даже последний батрак может обращаться к демонам кратко: Лиаты. И те…
Его величество, не меняя позы, протянул к нему свою лапу. Та неподобающим образом походила на кузнечные щипцы, причём не первой свежести со всеми их зазубринами
Астат – при обманчиво низком росте тонкокостного тела – хлюпиком отнюдь не был. И никогда не стеснялся сопротивляться: не робея, пресекал монаршие попытки нанести вред его здоровью. Саилтах же не привык церемониться, когда речь шла о его вполне исполнимых желаниях. Это их бесконечное противостояние тоже вошло в анекдоты. И не только.
Гвардейцы, окружавшие короля на расстоянии не ближе десятка шагов, мгновенно бросили скучать и кукситься. Их пальцы замелькали в танце тайных жестов: нужно было успеть сделать ставки. Далеко не всегда драка короля с его личным наштиром заканчивалась в пользу первого. Да, их величество превосходило соперника по всем статьям. И это превосходство, казалось бы, не давало Астату и мизерного шанса на выживание. Но, в одном Саилтах никогда бы не смог переплюнуть Астата, и тот доказал это в очередной раз.
Узаконенный придворный церемониал отнюдь не пустая блажь правителей. Не только шанс проявить верноподданнические чувства. Это, если задуматься, великий инструмент в руках того, кто умеет употребить его к месту для своей пользы. И Астат незамедлительно им воспользовался: освободил от борьбы одну руку и сотворил ею некие особые знаки. Тотчас к королю ринулись трое слуг с подносами: походный королевский обед. От неожиданности его величество чуток расслабил руку, и в этот раз выигрыш получили те, кто ставил на изворотливого наштира.
– Свинья, – поздравил Саилтах катадера Унбасара, что возглавлял его гвардию.
Тот родился на свет со стойким отвращением ко всяческим наукам. И потому имел привычку при каждом подсчёте прибылей задирать к небу глаза, словно испрашивая помощи у чиновников небесного казначейства. При этом так смачно шевелил губами – и старательно пальцами – что сдержаться и не заехать ему в рыло было просто наказанием.
Унбасар, как обычно, своим собачьим чутьём уловил настроение господина. И воззрился на него туманным взором поэта или неплательщика налогов, которого пытаются припереть к стенке. Его брови философски взлетели и тотчас опали, дескать, упустил добычу, так чего же теперь?
Он задумчиво потеребил свой орлиный клюв, напомнив Саилтаху Восьмому, кто и при каких обстоятельствах вмял нос в его королевский лик. Мол, тогда я тебя подловил, оттого и таскаешь ты нынче на своём величестве этот мятый шнобель. И сегодня тебя так же подловили, знать, наука не впрок. А ну, как завтра меня рядом не окажется?
Расслабился ты, Величество, не ко времени – покосился катадер гвардейцев на зияющую неподалёку пещеру Лиат, у которой они и собрались для свершения эпохального ритуала.
– Расскажешь, чем твой предок разозлил Лиат? – досадливо бросил Саилтах.
И рыкнул на слуг, чтобы те убирались, пока он не соизволил учинить над ними злодейство, для чего ему не так уж и лень оторвать задницу от кресла.
– Нет, – мстительно сощурился Астат, оправляя на безопасном расстоянии камзол и рубаху под ним.
– Ага. А за что его простили? – не сдавался король, уже подумывая встать и продолжить охоту на любимца.
Скука-то смертная! А он король, взгромоздивший на себя заботу о государстве. Так что будьте любезны взгромоздить на себя заботу о его скуке.
– За огромный надел земли, что прилегает к южной долине Лиатаян, – охотно открыл семейную тайну наштир.
– Землю им отдавать нельзя, – мгновенно посерьёзнел Саилтах.
– Нельзя, – жёстко подтвердил Астат, возвращаясь в своё кресло. – Не стану утверждать, будто демоны за ней охотятся. В общем-то, на неё им так же плевать, как и на все прочие мирские богатства. Но, за многие века у Лиат их скопилось немало, включая земли. Подношения за помощь, оплата грехов и другое прочее. Не имея склонности к роскоши, Лиаты свои богатства не транжирят. Сунули куда-то в гору, и забыли.
– Вот бы, куда руку сунуть, – лениво процедил король с деланным безразличием.
– Да уж, – мечтательно шепнул себе под нос наштир, но вслух поспешил отпереться от своих тайных пустых фантазий: – Не стоит даже пытаться. Из тех, кому удалось забраться в кубышку Лиат, а после вернуться домой живым, известен лишь один псих.
– Тот, которого они прищучили уже дома? – припомнил король. – Ну, это не в счёт…
Гул торгующихся, не сходя с места, гвардейцев оборвался. Унбасар тигром метнулся к королю и застыл у его кресла, положив руки на мечи, торчащие по бокам. Саилтах нахмурился и резко встал. Склонил голову, задержав её в столь непривычном для себя положении. Астат отвесил поясной поклон. А те трое вернейших слуг, что явились сюда в качестве свиты, упали на колени.
– Привет-привет, – нежно прогрохотал у всех в ушах беспечный голосок.
На вершине узкой каменной лестницы, ведущей к подножию пещеры, стояла девица. С виду не старше двадцати лет. Её чёрные косы были небрежно свёрнуты в какой-то бесформенный пук, на котором кособоко сидела горящая на солнце диадема невообразимой стоимости. На лице красовались грязные разводья. А судя по рукам, она только-только закончила заниматься самой чёрной для женщин работой, какой только можно их наказать.
Бесформенное серое от пыли – и прочих даров матушки-земли – короткое платье висело на ней, словно на пугале далеко не самого зажиточного из крестьян. Сквозь дыры светилось ненормально для их южных краев белоснежное тело. И только крепкие, ладно подогнанные по ноге высокие сапоги не посрамились бы даже перед королевой.
При всём этом несуразном великолепии нищеты в глаза, прежде всего, бросалась невозможная, уму непостижимая красота девушки. Но она отталкивала почище любого уродства, ибо на прекрасном личике полыхали красные глаза. Будто где-то там, в голове хозяйки пещеры, как в печи, день и ночь не угасал огонь.
– Я вижу, все тут, – невозмутимо и громогласно щебетала девица, с ребячьим любопытством разглядывая гвардейцев. – Какой хорошенький! – обрадовалась она, уставившись на одного из молодчиков, отчего у всех присутствующих заломило в висках. – Как твоё имя?