Сидящее в нас. Книга третья
Шрифт:
– Ваше величество, одна из Лиат… Челия? – задал Каймат вопрос, которого от него и ожидали, и не ожидали.
Каюри с королевой, не сговариваясь, фыркнули. Лунхат посмотрел на них с нравоучительным торжеством: дескать, всякому разумному человеку понятна неразумность сего обстоятельства.
– Ты и сам знаешь: они с Двуликой неразлучны, – улыбаясь, подтвердила Диамель. – Тебя это смущает?
– Меня это пугает, – честно ответил воин. – Челия очаровательна. Но, она ребёнок. Причём, могущественный ребёнок. Если Двуликую
– Она уже умеет спрашивать: можно ей наделать бед, или не стоит, – даже обиделась за свою малышку Каюри.
Оттого и голос прозвучал сухо – не сказать враждебно. И ЗУ с МУМ, мирно дремавшие в ней, тотчас вылезли наружу: вспучились, запылали.
– Ты прав, – ничуть не смутилась королева. – Но ты и неправ. Если Каюри кто-то обидит, защищать её бросится любая Лиата. Даже Таилия. И с этим ничего не поделать. Так, ты согласен? К сожалению, времени на долгие раздумья нет. Двуликая отправиться сразу же, как только переговорит с отцом.
– Я должен это слышать, – выдвинул условие многоопытный воин.
– Тогда пошли, – осторожно выкрутилась из под королевской длани Каюри и поднялась: – Вы с нами, ваше величество?
– Ни за что не пропущу!
Каймат унёсся вперёд, дабы водворить отца Двуликой с глаз подальше в приворотную башню. Лунхат с ним, дабы объяснить наглецу, насколько тому небезопасно ерепениться. Диамель даже не стала кутаться в плащ, пытаясь остаться неузнанной: бесполезно. Под ручку с Двуликой её величество спустилась во двор крепости и под охраной пяти гвардейцев преспокойно прошествовала к месту допроса.
Пока шли, Каюри всё больше удивлялась тому, что в ней ничто не откликается на предстоящую встречу. Ладно, жалости к отцу нет – откуда той взяться? Так и привычная ненависть куда-то запропала: все мысли только о Чахдуре. Будто не к родному человеку идёт, а к постороннему мужику, до которого ей нет никакого дела. Неужели в ней так ничего и не шевельнётся? Как бы там ни было, это её отец.
Всё встало на свои места, едва они переступили порог обширного мрачного помещения нижнего этажа башни. И Каюри услыхала его надтреснутый, жёсткий голос:
– Она пойдёт, куда я велю! И до совершеннолетия станет делать, что я велю! А до этого ещё далеко.
Полумрак вспыхнул, пожираемый огнём демонических щупалец. Отвечая на взрыв её душевной ярости, ЗУ с МУМ изготовились уничтожить всё, что способно причинить Двуликой хоть малейший вред. Белые пятна освещённых лиц брызнули в стороны, оставив перед ней лишь два пятна: бесстрастное лицо Каймата и опешившую одутловатую морду, заросшую и омерзительную.
Ногти Диамель впились в её руку – Каюри глубоко вдохнула, как учил дядюшка, выдохнула и почти спокойно задала самый главный вопрос:
– Где Чахдур?
– Дочка? – неуверенно пробулькал тот, кто лишь несколько секунд назад столь самоуверенно провозглашал свою волю над ней.
– Где Чахдур? – процедила она, вновь скатываясь в пропасть бешенства.
МУМ тотчас атаковал неверяще моргающего отца. Опутанный от пояса до груди, тот поднялся в воздух, суматошно болтая руками и ногами. Орать от страха не мог – лишь хрипел, силясь осознать, кто же такой перед ним. ЗУ добавлял жути, устроив вокруг Двуликой и прильнувшей к ней королевы сумасшедшую пляску.
– Лучше отвечай! – ледяным тоном приказала Диамель. – Иначе никто не сможет удержать твою дочь от страшной кары, уготованной тебе.
Что-что, а напустить жути в подходящий случаю момент королева умела. И её такое милое лицо наливалось невероятным холодом бездушного величия – аж мурашки по коже.
– Отпусти его, – скучным голосом посоветовал Каймат, бесстрашно подойдя к Двуликой, что дышала загнанным зверем. – Так он тебе ничего не скажет. Ещё сердце оборвётся. Тогда вообще ничего не узнаем.
Каюри выдохнула, выпуская из себя жгучий комок гнева. Выпустил свою добычу и МУМ, втягиваясь в неё, но, не исчезая совсем. Диамель вытерла навернувшиеся на полуослепшие глаза слёзы.
– Простите, ваше величество, – покаянно прошептала Каюри, пожимая её руку.
– Ничего, – буркнула королева и возвысила голос: – Я не намерена здесь торчать до тех пор, пока этот человек не придёт в себя! Раз он не способен оценить наше желание обойтись с ним по-хорошему, обойдёмся с ним по-плохому. Каймат! В пыточную его!
– Я скажу! – тотчас взвыл скорчившийся на полу Цамтар, отбиваясь ногами от подступающих гвардейцев. – Скажу! Я скажу!
Каюри невольно покосилась на дядюшку. Тот смотрел на своего брата с какой-то затаённой жалостью. Они ведь братья, вместе росли – мелькнуло у неё в голове, пробиваясь сквозь муть глухого озлобления. Вместе играли мальчишками. Вместе помогали матери, которая вырастила их в одиночку. А закончилось всё невыносимо гадко.
Мысль мелькнула и пропала, и в этот раз не вызвав в душе ни малейшего отклика. Зато явилось спасительное осознание: у неё действительно нет отца. А это нужно знать твёрдо. Дабы душа не рвалась на части между желанием его обрести и окончательно похоронить в своём сердце, которое не пожелало впустить мертвеца.
Всё-таки, Каймат очень хороший человек. Верно оценил, что Двуликая сейчас в состоянии лишь громить и убивать. И закрыл её своим громоздким телом от допрашиваемого. Тот и без того еле жив от страха – выколачивать из такого нужные сведения сродни вытряхиванию старого ковра: чуть сильней хлопни по нему, и разлезется. А им нужны ответы – не тоскливое полубезумное блеяние.
– Шли бы вы отсюда, – налетел на двух замерших женщин решительно настенный Лунхат. – Не место вам тут.
– Я должна всё услышать! – заупрямилась, было Каюри.