Сигуатера
Шрифт:
На другой день к обеду прилетел эпидемиолог из области и подтвердил диагноз.
И все же обстановка тогда была яснее, все укладывалось в определенную схему: больные полевки заражали своими выделениями лесное озеро, лесорубы пили из озера воду, чистили зубы, наконец, купались. Механизм заражения просматривался отчетливо, даже для студентов. А на «Орфее»?..
11
Старпом, Кленкин, Трыков и боцман Бумбия по очереди разглядывали в бинокль траулер.
Вид «Орфей» имел непривлекательный. Борта в ржавых потеках, грузовая стрела погнута. На палубе ни души.
— Плавучий сортир, — сквозь зубы сказал старпом. На нем вылинявшие джинсы, кроссовки, легкая рубашка. К поясу прикреплен фонарь, такелажный нож.
Кленкин с завистью поглядел на него. Ален Делон, черт возьми. Что ни наденет — все к лицу. На самом Кленкине шорты до колен, дурацкие оранжевые сандалии, форменная рубаха, которая к тому же узковата, не скрывает выступающий животик. Толстенькие кривоватые ножки в рыжеватом пуху.
— В-вы в этих сандалетках, доктор, за борт сыграете, — сказал Трыков. — На палубе склизко.
— Вот именно, склизко, — задумчиво повторил старпом. — Док, может, нам респираторы надеть? А вдруг там чума?
— Вряд ли.
— То-то и оно… Медицина — наука точная. По-видимому, вряд ли. Никак не пойму, что у них за флаг болтается. В удивительно скотском состоянии содержится судно. А ведь, похоже, промысловый разведчик, небось электроники от киля до клотика понатыкано.
— А в-вдруг это пираты? — неожиданно сказал Трыков.
Старпом насмешливо прищурился.
— Ты гигант, Трыков. Пираты. Да разве они посмеют напасть, если знают, что ты на борту? «У юнги Билла стиснутые зубы, он видит берег сквозь морской туман».
— A-а что, ведь были же случаи…
— Все. Дробь, — хмуро перебил старпом. — Боцман, подумай о страховке. Пираты не пираты, а что там на этом чайном клипере делается, не ясно. Не исключаю, что нам его буксировать придется. Доктор, если там какая-нибудь зараза, нам возвращаться на судно уже нельзя? А то, чего доброго, и себе заразу занесем. Так?
— Разумеется.
— Видишь, боцман: разумеется. Доктор все свои клизмы захватил, полный комплект. А что мы, извините за выражение, жрать там будем? А заодно и пить?
На этот раз обиделся боцман.
— Вы что, меня за дурака держите, Виктор Павлович? Все приготовлено, артельщики аж пуп надорвали, расстарались.
— А ракета с ракетницей?
— Э-э…
— Вот тебе и э-э-э! Трыков, возьми ракетницу. Назначаю тебя старшим по борьбе с пиратами.
— Л-ладно вам, Виктор Павлович.
Грохоча по трапу, к ним поднялся матрос. Был он молод, рыж. Физиономия выражала крайнюю степень озабоченности.
— Вот вы где. А я аж в машину шастал. Капитан приказал всех на мостик.
— Меня тоже? — Боцман глядел на него с надеждой.
— Всех, сказал.
— Занимайтесь своим делом, боцман. Пошли, флибустьеры.
Капитан не спеша раскурил трубку и оглядел стоящих перед ним спасателей.
— Значит, так. Вас трое. Двое могут отказаться. Кроме доктора. Он гиппократову клятву давал. Дело на этом «Орфее» непонятное. Пойдут только добровольцы.
— Т-товарищ капитан. Да как вы мо-мо…
От волнения Трыкова опять заклинило.
— Как я могу? — помог ему капитан. — Я все могу.
— Зачем излишне драматизировать ситуацию, Иван Степанович? — Старпом пожал плечами. — Нам все ясно.
Капитан хмуро усмехнулся.
— Ну что ж, тогда готовность номер один, выражаясь военным языком. Штурман, на всякий случай приготовьте брашпиль и лебедку. Напомните механику, старпом, чтобы отливные помпы были в готовности. Я таким ржавым коробкам не доверяю. На нее залезешь, а она вдруг тонуть начнет… Все вроде… Спустить спасательную шлюпку номер два правого борта.
— Есть.
Капитан еще раз внимательно оглядел старпома, доктора, Трыкова.
— Такие, значит, дела, мужики. Будьте там ко всему готовы.
Трыков, просияв лицом, вдруг ляпнул:
— A-а я помню… У нас в детсаде отравление было, пищевое. Молоко, что ли, испортилось. Так горшков на всех не хватило.
Старпом засмеялся.
— Ну это же недавно было, потому ты так хорошо и помнишь. У тебя на шкафчике вишенка была нарисована?
— Н-нет, грибочки. — Трыков побагровел: он мгновенно понял, что и горшки, и грибочки ему еще припомнятся.
— Выход на связь по ракете, — сказал капитан. — Как прояснится — на связь. И не тяните резину, мы — тоже люди…
12
Кленкин сидел, облокотившись на планшир. Совсем рядом раскачивалось море. Вода — удивительной прозрачности. Неподалеку на волне играла всеми цветами радуги медуза-пузырь с крыловидным выступом — «португальский кораблик». Прикоснешься рукой, и обожжет точно крапивой.
Их судно осталось за кормой, и, если не поворачивать голову, покажется, что в этом ярко расцвеченном мире только шлюпка и «Летучий голландец». Его темные, в ржавых потеках борта все ближе и ближе, видны наглухо задраенные иллюминаторы, двери, люки. Окна ходовой рубки тусклы, точно подернулись плесенью.
Страха нет, но Кленкина угнетает чувство неопределенности. Ему уже надоело перебирать всевозможные варианты того, что произошло на траулере. Да в этом и нет необходимости — сейчас все выяснится.
Студентом его потрясла книга австрийского врача Гуго Глязера «Драматическая медицина», потрясла своей будничностью. Врачи спокойно, продуманно рисковали жизнью и нередко погибали во имя постижения истины. И при этом не было никаких высоких слов. Все строго, деловито.
Ему, Кленкину, скоро двадцать семь, и он только-только становится врачом. Становится… Если ему суждено им стать.