Сигуатера
Шрифт:
Глядя на игру света, дробящегося на гребнях волн, Кленкин с досадой подумал, что история с Мариной — глупость, просто у него сработал комплекс неполноценности. «Хомячок!» Прямо по-гоголевски вышло. А девчонка, может, перед подружками хотела похвалиться.
Он вспомнил, с какой тщательностью Марина ела, когда он приглашал ее поужинать в кафе или ресторан, и какое строгое у нее было при этом лицо. Вспомнил, что ходила Марина всегда в одной и той же джинсовой юбке. Менялись только простенькие кофточки.
На
В их однокомнатной квартире у Нарвских ворот было чисто, но бедно.
…Он ушел, даже не простившись. «Хомячок». Что же тут обидного? Комплекс, проклятый комплекс.
Голос старпома вырвал его из задумчивости.
— Доктор, уберите руку с планширя. Расшибет о борт, а ваши руки еще пригодятся.
Глаза у старпома холодны, он бледнее обычного, но спокоен.
А ведь верно, сейчас многое будет зависеть от его, Кленкина, знаний, умения. И ни старпом с его непоколебимой волей, ни десять таких старпомов, ни даже сто не заменят его. Кажется, Гомер сказал: «Тысячи воителей стоит один врачеватель искусный…»
13
— Буткус, ну-ка сбавь обороты, — приказал старпом. — Хорош. Обойди с кормы, нужно осмотреться.
— Г-глядите, шторм-трап висит.
— Вижу.
— Кто-то прогуляться решил. А м-может, бутылки пошли сдавать, как в том а-анекдоте.
— Будь моя воля, Трыков, я бы вам рот зашил.
— М-молчу.
— Буткус, к шторм-трапу. Афонин — удерживать шлюпку. Первым пойду я, затем доктор. Трыков замыкающий. С рацией осторожней, Трыков.
Шлюпка чиркнула носом о борт траулера, стала отворачивать, но Афонин успел зацепиться отпорным крюком за фальшборт. Сам едва не вывалился из шлюпки. Трыков ухватился за шторм-трап, подтянул шлюпку к борту. Мышцы на его обезьяньих руках набугрились, лицо потемнело.
— Н-нормальный аттракцион. На ковре доцент Афонин.
Старпом свирепо глянул на него, но промолчал и стал ловко подниматься по шторм-трапу.
— Доктор, за мной. Коробки с харчем и анкерок с водой Афонин подаст. Да удерживайтесь, удерживайтесь. Афонин, не спать!
— Виктор Павлович, нам пока у борта постоять? — спросил моторист Буткус, со страхом глядя на темные иллюминаторы кормовых кают.
— Пока постойте. Черт его знает, как дело повернется.
— Я мертвяков боюсь, — сказал Афонин, — вы туда… а они вас хвать.
— Т-ты ящик подавай, раззява! Че-чемоданчик доктора не забудь.
Трыков с трудом открыл дверь в тамбур, посветил фонарем.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил старпом.
— Б-блевотиной несет. — Трыков сплюнул.
— Посвети мне.
— Извините, Виктор Павлович, но первым должен идти я. Это
— Ладно, док, никто на ваши права не покушается. Только я на таких траулерах был, японской постройки лайба. По коридору направо, потом наверх — каюта капитана. С него, я думаю, начинать нужно.
На судне стояла зловещая тишина. Слышно было, как накатывает и опадает волна и где-то совсем рядом, над головой, с легким звоном перекатывается пустая бутылка.
Смрад стоял чудовищный. К запахам непроветриваемого помещения примешивался сладковатый запах тлена.
Дверь в каюту капитана была распахнута, оттуда слышался не то хрип, не то храп. Иллюминаторы задраены, из душной полутьмы несло запахом виски или чем-то еще спиртным. Капитан сидел, уронив голову на стол.
— Отдрай иллюминаторы, Трыков, — приказал старпом, — не то задохнемся.
Трыков раздернул шторы, торопливо отвинтил барашки иллюминаторов. В скудном свете седые кудрявые волосы капитана казались грязно-серыми. Старпом отшвырнул ногой бутылку джина, попытался приподнять капитана за плечи. Голова его безвольно свесилась. Из угла черного рта вытекла вязкая струйка слюны.
— У-уши ему потрите, с-сразу в себя придет.
Капитан вдруг открыл глаза и с ужасом уставился на Трыкова.
В распахнутый иллюминатор толчками затекал влажный воздух. Слышно было, как равномерно постукивает двигатель шлюпки.
Капитан с трудом встал и, не отрывая глаз от Трыкова, торопливо заговорил, временами звонко икая.
— Что он говорит? — спросил Кленкин.
Старпом усмехнулся.
— Говорит что аллах проклял их и послал болезнь. Аллах, понял, док? Очень просто. А его никакая зараза не возьмет — насквозь проспиртован.
— Спросите, как началось заболевание:
— Я, конечно, попробую. Только он ни черта не смыслит.
Старпом встряхнул капитана за воротник куртки, спросил сначала по-английски, затем по-французски:
— Как все началось, мастер?
Тот икнул, что-то пробормотал и закрыл глаза.
Старпом растерянно посмотрел на Кленкина.
— Бред какой-то… Говорит, с неба полился огонь, огонь поджег море. Может, я что-то не так понял. Док, ты можешь привести его в порядок? Нашатырем, что ли.
— Попробовать можно. Толку-то… Он невменяем. Его и за сутки в чувство не приведешь.
Словно в подтверждение этих слов капитан икнул и бессильно откинулся в кресле.
— Д-дохлый номер. Нужно осмотреть судно, и-ик. — Трыков прикрыл ладонью рот. — В-вот, теперь я икать буду. Как услышу — сам начинаю.
— Да хватит тебе, пошли, — поморщился старпом. — Лучше проверь, нет ли у него еще бутылки, а то мы его за двое суток в меридиан не приведем.
Кленкин взял тяжелую руку капитана, нащупал пульс — сердце билось ровно.