Сила двух начал
Шрифт:
— Давай, чего же ты ждешь? Нападай, я не буду сопротивляться! Но в конце, что бы ты ни сделал, я все равно убью себя, как и обещала. Так что все, что тебе теперь остается – смириться, и, наконец, оставить меня в покое.
Волан-де-Морт гневно блеснул глазами, но так ничего и не предпринял, дав Мэри повод желчно усмехнуться:
— Ах, да, тебе же медальон мой нужен... Что ж, это твое желание я выполню – и хочу, чтобы этот медальон уничтожил часть твоей насквозь гнилой души!
Выкрикнув эти гневные слова Волан-де-Морту в лицо, Мэри сорвала со своей шеи медальон, кинув на кровать. Маг, к ее удивлению, даже не посмотрел в сторону столь желанной недавно вещи – проведя пальцами по щеке Мэри, он пораженно покачал головой:
— Даже не знаю, откуда в тебе столько ненависти и ярости – не припомню, чтобы ты раньше так говорила со мной – словно я у тебя в подчинении,
— Значит, есть повод наказать меня,— равнодушно пожала плечами волшебница,— попытать хорошенько. Возможно, даже убить – в зависимости от того, насколько сильно я только что насолила тебе. Хочешь – действуй, я не окажу сопротивления. Можешь даже изнасиловать меня пару раз, если хочешь, а уж потом убить, или осуществить ту давнюю задумку, отдав на растерзание своим слугам – мне все равно, больших страданий, чем те, что терзают меня сейчас, я все равно не испытаю.
Взглянув на Волан-де-Морта в последний раз, со злостью и презрением во взгляде, Мэри поднялась с кровати, вновь подойдя к окну.
— Мэри,— прошептал волшебнице на ухо Волан-де-Морт, приблизившись к ней вплотную,— ну зачем ты так? Твоя боль пройдет, обещаю, и я сделаю все, чтобы это произошло как можно быстрее.
Он, следуя своим словам, обнял Мэри за талию, утягивая ее вновь в сторону кровати – она не сопротивлялась, глядя абсолютно безжизненным взглядом перед собой, не ощущая ничего от страстных ласк Волан-де-Морта – даже намека на похоть. Безропотно позволила раздеть себя, повалить на кровать, даже не вскрикнула, когда Волан-де-Морт слился с ней в одно целое. Мысль о том, что ее насилуют даже не оскорбила ее, как это было бы раньше – Мэри просто ничего не почувствовала, по-прежнему не двигая ни одной мышцей в попытке помочь или помешать Волан-де-Морту. Взглянула абсолютно бесстрастным взглядом в его, сверкавшие огнем похоти, глаза, заставив его применить всю свою силу, до предела сливаясь с ней. Появилась обычная боль, но страдания, терзающие ее душу, были настолько сильны, что Мэри как будто и не заметила ее, по-прежнему изображая из себя безжизненную куклу. Волан-де-Морт в попытке добиться от нее хоть какого-нибудь отклика, принялся истязать ее тело грубыми и жадными руками, но это ни к чему не привело – волшебница все так же равнодушно и апатично смотрела в его вспыхнувшие бессильной злостью глаза, даже не пытаясь отвести взгляд. Тогда он, не зная, что еще предпринять, ударил ее по щеке – никакой реакции. Пробовал еще и еще – удары так и сыпались на Мэри, но она лишь улыбалась, не показывая, что ей больно. Это вывело Волан-де-Морта из себя окончательно – он, наконец, слез с нее, и, перехватив за талию, швырнул волшебницу на пол с невиданной силой – она почувствовала сильную боль в руке от ушиба. И тут же ощутила, как каждую клеточку ее тела пронзила боль от Пыточного проклятия – эта боль была так велика, что Мэри не сдержала крика, наконец, удовлетворив желание Волан-де-Морта, что еще больше увеличил ее терзания. Вот все ее тело скрутили конвульсии боли, заставляя ее кричать все сильнее и сильнее, боль достигла пугающего пика... и исчезла, позволив ей перевести дух.
— Ну что, теперь ты довольна?!— кричал Волан-де-Морт, вновь пытая ее,— скажи, довольна, или нет, Мэри?! Ты ведь хотела именно этого! Хотела мучительной смерти от пыток!
Мэри, перестав срывать горло в криках боли, только покачала головой:
— Нет, я лишь говорила, что это все для меня – ничто, по сравнению с той болью, что я чувствую в своем сердце. Сколько бы ты не пытал меня, большей боли, чем та боль, ты мне причинить не сможешь. Ну, а теперь прикончи меня – не стоит и дальше продлевать мои мучения.
— Даже не мечтай – это желание я не исполню, как бы ты не хотела смерти. С этого дня я заключаю тебя в темницу – до тех пор, пока ты не придешь в себя, и разум вновь не вернется к тебе.
— Темница, так темница, мне все равно,— откликнулась волшебница равнодушно, садясь и потирая ноющую руку,— после всего того, что ты со мной уже сделал, это будет облегчением для меня.
— А для меня гарантией того, что ты не покончишь с собой,— сказал Волан-де-Морт, поднимая Мэри на ноги,— одевайся, и иди за мной.
Выполнив оба приказа Волан-де-Морта, волшебница очутилась в подземелье – маг грубо впихнул ее в самую последнюю темницу.
— Привыкай к комфорту этих апартаментов – ты здесь задержишься надолго,— сказал он напоследок с усмешкой, захлопнув дверь.
Мэри с горестным стоном опустилась на холодный земляной пол, привыкая к темноте – ни в одной из здешних темниц не было окон. И думала о том, как круто изменилось течение ее жизни.
С этого дня Мэри получила возможность узнать, как чувствуют себя пленники Волан-де-Морта – это было кошмарно. Долгое время ее вообще не кормили, а, когда она почти потеряла сознание от голода и слабости, к ней зашел охранник, оставив миску жидким бульоном, в котором плавали переваренные листья капусты. Волшебница, несмотря на сильный голод, даже не прикоснулась к этому кошмарному вареву начинающего повара, демонстративно вылив возле двери содержимое плошки. После она не раз пожалела об этом – чувство голода становилось все мучительнее, а утолить его было нечем. Больше не в состоянии быть в столь жестокой для нее реальности, Мэри потеряла сознание и, когда с большим усилием пришла в себя, обнаружила у двери стакан воды и кусок хлеба. Волшебница наскоро смела эту еду, но чувство голода лишь усилилось – слишком мала была порция, чтобы можно было ей хоть немного наесться. Но пожаловаться на плохое меню она не могла – слишком ослабела даже для того, чтобы просто сидеть, поэтому постоянно теряла сознание, и не видела, как к ней кто-то заходил. Ее единственной едой стала вода и хлеб, благодаря которым Мэри сохраняла те малые крохи сил, что позволяли ей находиться в сознании. Но и ясность сознания вскоре была замутнена завладевшей ее телом от постоянного пребывания в холодной темнице лихорадкой — и теперь Мэри днями напролет металась в бреду, даже не мечтая о чьей-то помощи, и преследующие ее кошмары все больше и больше сводили волшебницу с ума. Она уже не знала, что именно ей снится – что она в темницах, или что ее вновь имеет Волан-де-Морт, передавая затем, как эстафетную палочку, своим подчиненным. Но в один из дней она услышала голоса, что звучали, как сквозь вату, вырвав ее из лихорадочного бреда:
— Последняя из пленниц находится за этой дверью,— говорил чей-то смутно знакомый голос.
— Так покажи мне ее, может, она красивее, чем те две,— откликнулся второй, незнакомый Мэри, грубее первого.
— Она в сто раз красивее любой другой – мечта любого Пожирателя. Но, увы, недоступная – ведь непростая пленница.
— Что, золотая она, что ли?— грубо хохотнул мужчина, и одновременно шаги за дверью стихли – видимо, волшебники остановились у ее темницы.
— Нет, вполне живая, но какая! Знаешь, может, первую помощницу и одну из первых учениц Темного Лорда, Пожирательницу смерти без метки, Мэри Моран?
— Слышал о ней, но лицом к лицу с ней не сталкивался. Знаю только, что по могуществу своему она чуть ли не наравне с повелителем. Неужели это она здесь сидит?
— Именно,— подтвердил уже узнанный Мэри голос Руквуда,— не знаю, за что, но по приказу повелителя. И по его же приказу никто, кроме охранника, не может входить в ее темницу.
— И ты не можешь нарушить этот запрет даже ради меня?— укоризненно спросил незнакомец,— ну же, открой дверь, я хоть посмотрю, что в ней такого, что все Пожиратели при одном слове о ней блаженно закатывают глаза.
Посомневавшись с минуту, Руквуд произнес:
— Хорошо, уговорил. Но помни – даже не смей и пальцем касаться ее. Она принадлежит Темному Лорду, а он жестоко карает всех тех, кто пытается посягнуть на то, что он провозгласил своей собственностью.
— Интересное у него отношение к одной из лучших его последовательниц,— услышала Мэри сквозь скрип ключа в замке удивленный голос второго волшебника,— впрочем, он ведь не очень человечен, не так ли?
Вопрос этот не подразумевал ответа, но всколыхнул в бесчувственной душе волшебницы какие-то прежние чувства. Скрипнула дверь, обитая железом, свет, с непривычки показавшийся слишком ярким, ударил в глаза поднявшейся на локтях Мэри... Две пары глаз уставились на нее, расширившись от изумления.