Сила земли
Шрифт:
Корнелия прервала беседу.
— Не нам, — с неудовольствием сказала она, — вмешиваться в дела отцов республики.
Избрание Сципиона Эмилвана для ведения войны с Карфагеном не радовало её. Она не любила его за популярность в Риме, за прямоту в речах, резкость суждений и откровенное порицание поступков нобилей. Сципион Эмилиан не щадил никого — ни родственников, ни сенаторов, ни заслуженных государственных деятелей.
«Неблагодарный! Он бросил камень даже в отца моего, Сципиона Африканского», — думала Корнелия, вспоминая слова Эмилиана: «Можно ли хвалить победителя Ганнибала за высокомерие и презрение к плебсу?» Ещё тогда Корнелия ответила ему: «Постыдись! Ты порицаешь наших отцов, но посмотрим, как ты осмелишься не выполнить постановления сената, когда будет приказано разрушать города, продавать жителей в рабство!» И помнила холодные слова его: «Я воин и точно выполню то, что будет приказано сенатом. Но я не возьму ни одного обола [30] из добычи, ни одного обола из денег, вырученных от продажи военнопленных».
30
Обол— мелкая греческая монета.
Сейчас Сципион Эмилиан был мужем её дочери, но старая неприязнь осталась.
— Сын мой, — обратилась она к Тиберию, — ты хорошо сделал, решив отправиться на войну. Несомненно, это решение внушили тебе добрые боги.
«Не боги, а Публий, — с признательностью к Сципиону Эмилиану подумал Тиберий. — Он будет моим наставником в военном деле». Однако Тиберий не сказал этого, не желая расстраивать мать.
— На войне ты отличишься, — молвила Корнелия, остановившись на пороге, — и меня будут называть матерью Гракхов, а не тёщей Сципиона.
Глава IV
Тит, Маний и Тиберий возвращались домой после занятий на Марсовом поле.
Солнце стояло ещё высоко, и воздух, казалось, струился горячими волнами; жара обволакивала Рим тяжёлой истомой знойного удушливого дня.
Легионеры шли неторопливо по узким извилистым улицам, то поднимавшимся на холмы, то спускавшимся в сырые, грязные низины. Запах гниющих отбросов и помоев, выливаемых прямо на улицы, преследовал их. Дома, обросшие множеством пристроек, где находились лавочки, мастерские, были неказисты; глухая стена без дверей и окон возвышалась над улицей, а вход в дом был со двора. Только на главных улицах виднелись аркады вдоль лицевой стороны домов, да и здесь находились лавки, но богатые, привлекавшие покупателей заморскими товарами и диковинными вещами. Крикливые голоса разносчиков гороховой похлёбки и прохладительных напитков оглушали редких прохожих.
— Не свернуть ли нам сюда? — предложил Тит, указывая на узенький переулок. — Эти пустые головы, — кивнул он на торговцев, — не дадут нам поговорить.
Тиберий послушно пошёл за Титом.
— Какой мрачный город! — продолжал Тит.
— Ты плохо знаешь Рим, не всё ещё видел в нём, — возразил Тиберий.
— Разве можно сравнить Рим с Капуей? — воскликнул Тит. — Ты не бывал в ней, господин? Марий говорит, что это красивейший из всех городов Италии. Капуя стоит на ровном месте — не то что Рим. А какой там виноград! Лучшего не найти во всём мире! — И, помолчав, прибавил: — Нет, неудачное место выбрали божественные братья для основания города!
— Ты знаешь о Ромуле и Реме? — удивился Тиберий. — Ты грамотен? Учился?
— Учился, да мало, — неохотно признался Тит. — А о братьях, основавших город, рассказывал нам Марий.
— Ромул и Рем заботились о неприступности города и безопасности населения за его стенами…
— А они забыли, что наводнения и пожары разрушают город! — не унимался Тит. — Нет, неудачное место выбрали братья, — повторил он и остановился: с пятиярусного дома что-то посыпалось (они успели отбежать), потом кто-то выплеснул помои.
— Чей это дом? — закричал Тиберий. — Клянусь богами, сегодня же сообщу об этом эдилу… [31] Чей это дом? — обратился он к рабыне, стоявшей на пороге.
Чёрные блестящие глаза женщины уставились на них с любопытством. Она молчала.
— Она не понимает нас! — вскричал Маний.
Они прошли молча несколько десятков шагов, вышли на большую улицу.
— А теперь, Тит, — протянул руку Тиберий, — что скажешь?
31
Эдилыведали городской полицией, были помощниками народных трибунов, наблюдали за порядком в городе, устраивали общественные зрелища.
Впереди показался купол храма Юпитера в смуглом золоте орнаментов. Вокруг храма, как возле деда, толпились внуки — мраморные здания в белых одеждах. В стороне виднелся Табулярий (в нём находились архив и государственная сокровищница); дальше на склонах Капитолия [32] — крепость с храмом Юноны и дом авгуров [33] , откуда жрецы следили за полётом птиц и наблюдали небесные знамения.
Тит, всплеснув руками, с восторгом смотрел на эту сверкающую громаду.
32
Капитолий— один из семи холмов, на которых стоял город Рим.
33
Авгур— римский жрец, предсказывавший события по полёту птиц и возвещавший, волю богов.
— О боги! — вскричал он. — Как это хорошо!
Но Маний равнодушно пожал плечами:
— Некогда любоваться красотами нам, беднякам!
Пройдя несколько шагов, он обратился к Тиберию:
— Шагая с центурией, я был удивлён, господин, твоим проворством. Ты делаешь успехи! И тебя не минует слава, тем более что ты родственник консула…
— Родство не имеет значения! — оборвал его Тиберий. — Ты знаешь Мария, он строг, а Сципион Эмилиан ещё строже его. Он не посмотрит на родство и, если надо, поразит, как Геркулес своей палицей!
Так беседуя, они дошли до квартала плебеев. Тит и Маний свернули в узкую грязную улицу и оглянулись. Тиберий остановился в нерешительности.
— Не побрезгаешь, господин, зайти к беднякам? — спросил Маний, и насмешливые глаза его встретились с глазами Тиберия.
— Конечно, нет! — воскликнул Тиберий. — Но как меня примут плебеи?
— Ты с нами, ты наш товарищ и гость, — отрывисто сказал Тит, — и никто тебя не обидит.
— Разве я боюсь? — нахмурился Тиберий.
— Не бойся, консул не узнает, что ты был у нас, — уколол его Маний.
— Какое дело Сципиону Эмилиану до моих поступков? — вспыхнул Тиберий и решительно последовал за новыми друзьями.
— Я познакомлю тебя с дедом Афранием, — предложил Тит. — Это наш земляк, родственник Мария. У него мы живём, у него же кормимся за небольшую плату. Он расскажет тебе о таких вещах, каких не знает даже Марий.
Домик, в который они вошли, был стар, половицы скрипели под ногами.