Силиконовое сердце
Шрифт:
Юрий застонал и повернул бледное лицо к Еве, до боли стиснув ей руку.
— Мне бы анестезию… хоть какую…
— Да, Евгений Ильич, он ведь живой, ему же больно, — вступилась за пострадавшего Ева.
— Живой? — с удивлением и плохо скрываемым разочарованием протянул Евгений. — Ну да, я же вам говорил, честно предупреждал, что давно не практиковал на людях, а моим клиентам анестезия не нужна. Оказывается, как муторно работать с живыми людьми, я уже и забыл!! Какие у меня анестетики? Здесь только мумифицирующие растворы… — Евгений рассеянно
— От себя, можно сказать, отрываю, пей! — протянул он бутылку Юрию, ловко открутив крышку.
Ева заметила, как в карих глазах лысого промелькнуло отвращение.
«Да уж… я бы тоже не хотела бы в таком состоянии, ослабев от кровопотери, пить в морге теплую водку», — подумала она.
— Выпейте, в годы войны, когда не было наркоза, это помогало, — наклонилась к его уху Ева, — или я вызову «Скорую помощь», чтобы они в нормальных условиях, под наркозом, извлекли пулю. Время еще есть…
— Давай водку! — скомандовал Юрий и, закрыв глаза, давясь и сдерживая рвотный рефлекс, принялся пить ее большими глотками прямо из бутылки.
— Наш человек! — радостно воскликнул патологоанатом.
«Он просто готов на все, лишь бы не загреметь в больницу, где обязательно сообщат об огнестрельном ранении в милицию», — безрадостно подумала Ева, и холодок пробежал у нее по спине.
Ева вдруг почувствовала себя соучастницей чего-то незаконного и странного, а она всю жизнь была правильной и хорошей девочкой. Подчас даже чересчур правильной. Оторвавшись от бутылки, из которой выпил почти две трети, Юрий остановил свой мутный взгляд на Еве и прохрипел:
— Учтите, будучи пьяным, я себя не контролирую и могу начать приставать к женщинам… тем более, к таким симпатичным… — и Юрий Владимирович отключился.
Евгений Ильич удовлетворенно потер руки и, подхватив падающую бутылку из ослабленных рук Юрия, допил ее одним махом.
— Может, не стоило? — осторожно поинтересовалась Ева.
— Стоило! Я взбодрился, теперь точно можно приступать к операции! Не робей, подруга! — хлопнул по плечу Еву Евгений Ильич, тем самым нарушая стерильность перчатки.
— Здесь как-то не стерильно… — протянула она.
— На войне и не в таких условиях оперировали, и заметь, тогда еще не было антибиотиков! — успокоил ее Евгений Ильич.
— Вы представляете, что будет с нами, если он умрет на столе?! — вдруг острая мысль о нелепости всего происходящего пронзила сознание Евы. — Во что я вляпалась?! Помогаю доставать пулю из человека в морге, на пару с пьяным патологоанатомом в семейных трусах!! Нет, Евгений Ильич, видимо, авария для меня не прошла даром, я все-таки повредилась умом! Что ж, смягчающим обстоятельством будет обширный ушиб мозга об руль машины. Правда, без видимых внешних повреждений!
— Про мой вид могла бы и не напоминать, — обиделся Евгений, ловко почесав подметкой
Ева с замиранием сердца наблюдала за его манипуляциями. Она раньше никогда не видела Постникова за работой. Те счастливые времена, когда Евгений практиковал, Ева, увы, не застала. А приходить лишний раз к нему на кафедру, чтобы полюбоваться, как он вскрывает трупы и вынимает из них органы, она, честно говоря, не горела желанием. Евгений аккуратно раздвигал края раны, ловко зажимая тоненькими металлическими «москитами» кровоточащие сосудики.
— Вот края разорванной раны, а вот и ребра, а вот и пуля… — довольно перечислял он.
Еве стало мучительно стыдно, что она врач и ей плохо при виде обилия крови. Юрий что-то говорил, вернее, бредил и стонал, крупные капли пота стекали по его лбу и вискам.
— Парень-то побывал в переделках, — сказал Евгений Еве, махнув головой в сторону живота пациента, вернее, на два шрама на его прессе. — Это не от аппендицита. Судя по краям раны, один шов от огнестрельного ранения, а другой от ножевого.
«Права моя мама, лучше бы я была врачом и реально оказывала бы помощь людям, а не сидела бы десять лет на кафедре и не вдалбливала первокурсникам различия между мезозойской эрой и палеонтозойской. Хотя ведь биологию в медицинском институте никто не отменял, и кто-то должен выполнять и такую работу».
Сухой, металлический звук прервал размышления Евы. Это Евгений достал пулю и кинул ее в антисептический раствор в эмалированном тазике.
— Сувенир на память, — пояснил он, — насколько я разбираюсь в оружии, она от пистолета Макарова.
— Извините, я не знаю… я не рассматривал, из чего в меня стреляют, — прохрипел Юрий, не открывая глаз.
Евгений с Евой даже подпрыгнули от неожиданности.
— Ты не спишь?! Я так надеялся, что ты без сознания! — растерялся Евгений Ильич.
— Ничего, доктор… все нормально… вы делаете совсем даже не больно, — ответил раненый, облизывая пересохшие губы.
— Но я же ковыряюсь в боку живого человека!
— Я от этого не поседею, — усмехнулся Юрий, видимо, намекая на свой абсолютно лысый череп.
Евгений Ильич начал послойно ушивать рану, сначала мышцы, затем кожу. Ева видела такое вживую только в кино про суперменов.
Шов, как всегда, у Евгения получился ровным, аккуратным и почти незаметным. На бок Юрия была наложена стерильная повязка.
— Можете забирать тело, то есть пациент готов, — проговорил патологоанатом, обращаясь к Еве и снимая перчатки.
Юрий открыл глаза, и слезы полились из его глаз, не переставая.
— Извините… — извинился он, — не знаю, что со мной.