Сильнее боли
Шрифт:
–То есть нам их тоже каким-то образом навязали? Вот это действительно важно узнать. Ведь если нами могут неведомо как управлять, мы их никогда не сумеем победить. Может… они и наши мысли читают?
Тарас и сам уже думал об этом. Насчет чтения мыслей – это, конечно, вряд ли, иначе не стал бы ночью «поцарапанный» выслеживать Галю, а просто все узнал бы из ее головы. Зато внушение – это да. И головные боли, скорее всего, оттуда. Что-то вроде блока, запрещающего вспомнить, кто и когда их обработал.
Так он и сказал Гале. И добавил:
–Но все-таки мы их обязательно
Галя внимательно выслушала Тараса и задумалась. Потом сказала:
–Наверное, да. Они не всесильны. Ведь я тоже как-то сразу узнала, что Костя на той самой даче и мне нужно срочно к нему ехать. Я знала это совершенно точно, и желание сразу туда броситься было нестерпимым просто. Но я… не поехала. Тоже через боль себя пересилила. Но все же как они это делают?!
–Пока мы не узнаем «кто», не узнаем и «как», – вздохнул Тарас. – Но «кто», мы совсем скоро выясним.
Подходя к знакомой даче, они невольно сбавили шаг. Галя достала из пакета нож, размотала тряпку. Тарас протянул к тесаку руку, но Галя покачала головой и сунула ему пакет. Тарас поправил очки и крякнул. Но спорить не стал. А Галя пристально посмотрела на него и сказала:
–Пока Костя будет у них, не вздумай ничего предпринимать. Если они что-то сделают с сыном по твоей вине – убью тебя первым.
Тарас хотел отшутиться, но посмотрел в глаза девушке и промолчал. Понял, что и правда убьет. Не задумываясь. И подумал, что, наверное, любовь – вообще самое мощное оружие на свете. И материнская – особенно. Оттого тем более страшно становится, когда слышишь, читаешь, видишь по телевизору, как матери не только отказываются от собственных детей, но и безжалостно их убивают. Ведь такие матери не могут быть людьми. И не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле! Это мутанты, выродки. Их надо незамедлительно уничтожать, словно скверну. Если обычного убийцу – пусть только теоретически – еще как-то можно перевоспитать, то таких вот «матерей» исправит только пресловутая могила.
Мысль о могиле заставила Тараса побледнеть. Там, куда они направлялись, старуха с косой наверняка уже правила свой инструмент. Хотелось бы верить, что не для них с Галей и Костей.
Галя решительно двинулась к даче. Тарас поспешил за ней, обругав себя за медлительность. Несмотря на то что в руках у Гали был нож, в эффективности которого Тарас все равно сомневался, первым бы следовало идти все же ему. И он собрался уже обогнать Галю, но замер как вкопанный, увидев возле забора автомобиль. Красную вазовскую «семерку».
–Погоди! – громко шепнул он Гале и осторожно подошел к машине. Пока Галя, недовольно нахмурившись, брела к нему, наклонился вплотную к окну и заглянул в салон. Внутри никого не было, а ключ торчал в замке зажигания.
Подошла Галя.
–Ну и что? – сказала она. – Хочешь спросить, эту ли машину я видела ночью? Наверное, эту. Но и так ведь понятно, что они приехали на ней. Что ты так на нее уставился?
–Это… машина Самсонова, – разогнувшись, сглотнул Тарас. Затем отошел и кивнул на номер: – Восемьсот восемнадцать, я хорошо помню.
–Кто такой Самсонов? – еще сильнее сдвинула брови Галя.
–Валерка… Я ведь рассказывал тебе.
–Значит, все-таки он?
–Не знаю. Правда, не знаю!
–Если он, что это нам дает?
–Наверное, ничего, – опустил голову Тарас. – Просто… я считал его другом. И если это он…
–…ты перестанешь верить в дружбу, – скривила губы Галя. – А если бы это была машина твоей любимой женщины, ты перестал бы верить в любовь. Так, да? Хватит разводить мелодраму, пойдем. Или стой тут и сокрушайся над вероломством друзей. А я пошла, меня сын ждет.
Тарас вспыхнул и чуть было не ляпнул насчет любимой женщины все, что хотел, но Галя уже развернулась и зашагала к дому.
Тарас покосился на окна. Хоть солнце уже скрылось за лесом, свет в них не горел. Впрочем, было еще достаточно светло, но все равно неосвещенные окна давили на психику: через них ничего не увидеть отсюда, зато те, кто находился в доме, могли спокойно наблюдать за ними с Галей. И наверняка наблюдали.
Дверь, как и вчера, оказалась открытой. Зайдя внутрь, Тарас и Галина остановились и затаили дыхание. Дом встретил их тишиной. Абсолютной, а оттого тем более зловещей. Такой тишины не могло быть даже в пустом доме – поскрипывало бы рассыхающееся дерево, шептался бы в щелях ветер – хоть что-нибудь да было бы слышно. А сейчас дом затих. Затаился. Словно ему тоже стало интересно, чем закончится поединок между собравшимися в нем странными существами, называющими себя людьми.
И тут послышался плач. Даже не плач – похныкиванье. Тоненькое и жалобное. Галя рванулась к ближней двери. Распахнув ее, она вбежала в комнату, вытянув перед собой нож.
Хоть свет вечернего неба сквозь пару незанавешенных окон пробивался уже словно бы нехотя, все равно было видно, что в комнате почти пусто: диван вдоль одной стены, рядом стол с парой стульев, возле другой стены – шкаф. В углу – газовая плита с большим красным баллоном, над ней – шкафчики с посудой и продуктами, около нее – кухонный стол с дверцами. В другом углу старенький холодильник с распахнутой дверцей. Он был выключен и зиял пустотой.
Дверь в соседнюю комнату оказалась закрытой, и Галя кинулась к ней, потому что в этой никого не было точно. Но и в соседней, совсем маленькой полутемной комнатушке с единственным окном никого не оказалось. Там даже отсутствовала мебель – стояли у стен лишь какие-то коробки, мешки да ящики.
–Где?.. – выдохнула Галя, обернувшись к Тарасу. Глаза ее пылали отчаяньем и казались совершенно безумными. Ответить, глядя в них, «не знаю» было для Тараса абсолютно невозможным.
И он принялся искать. Заглянул в шкаф, но там, кроме невзрачной одежды, не оказалось больше ничего, а уж никого – тем более. Тогда Тарас подошел к кухонному столу, потому что теоретически лишь в нем еще мог поместиться четырехлетний мальчик.