Шрифт:
ПОСЛЕДНИЙ
Несмотря на почтенный возраст, Харитон Егорович Никодимов, главный кондуктор товарной станции, все еще ходит широким быстрым шагом. К тому же сегодня, после утомительной поездки, Никодимов торопится домой. Он пересекает привокзальную площадь и подходит к переулку, в котором стоит его дом, но едва заворачивает за угол, как сталкивается со смуглым, худощавым парнем.
— Здравствуйте, Харитон Егорович, — почтительно снимает кепку парень, кланяясь Никодимову.
— Так, так… — удивленно произносит главный кондуктор, внимательно всматриваясь в лицо парня. — Вернулся, значит?
— Вернулся, Харитон Егорович.
— Что-то уж больно быстро.
— Так ведь я… — виновато начинает парень, но Никодимов, усмехаясь, перебивает:
— За примерное поведение и ударную работу освобожден досрочно? Ну, и опять, значит, в наши края?
— Сами знаете, Харитон Егорович, мать у меня тут. Жалко ведь ее…
— А ты бы раньше ее пожалел, — хмурится старый железнодорожник. — Что, однако, делать думаешь? Опять за прежнее?
— Ну что вы, Харитон Егорович! С меня хватит — попробовал, что оно такое. Слово дал… Да разве вы поверите? Я сам, конечно, понимаю — слову моему грош теперь цена, пока делом не докажу, что человеком стал…
В глазах Харитона Егоровича недоверие.
— Ну что ж, поживем — увидим.
И, уже собираясь продолжить свой путь, Никодимов спрашивает парня, заметно понизив голос:
— А кореша твоего чего ж освободили так скоро? Тоже, поди, за ударный труд? Как же так, однако? У него ведь грехов на совести поболе твоего.
— Какого кореша, Харитон Егорович?
— Чего прикидываешься-то, будто не понял, о ком речь? Сашку Козыря имею в виду. Сообща ведь когда-то воровали… Говорят, видели его тут недавно. И как только выпускают на волю таких бандитов!
— Быть этого не может, Харитон Егорович! Его ведь надолго… На пятнадцать лет!
— В расход нужно было, бандюгу! — возмущается Никодимов, не сводя с парня строгих глаз.
Парень явно встревожен, хотя и пытается скрыть свое волнение. Видно, его в самом деле поразило неожиданное известие о том, что Козырь на свободе, и это непонятно Никодимову — в одной шайке ведь были…
— А кто же видел его, Харитон Егорович?
— Не помню уж кто, — уклончиво отвечает Никодимов. — Только похоже, что и вправду объявился он в наших краях — снова начал кто-то пошаливать на железной дороге. А ведь после того как тебя с Козырем забрали, спокойно было. А ты, значит, твердо решил перековываться? Снова в осмотрщики пойдешь или по другой специальности?
— Оформился уже слесарем в вагонное депо.
— Ну что ж, желаю удачи, если это у тебя всерьез!
Дождь с ожесточением сечет лобовую стенку соседнего вагона. Холодные брызги его то и дело захлестывают стрелка военизированной охраны Егорова. Зябко кутаясь и разбухший от влаги брезентовый плащ, он сидит на скамейке тормозной площадки, прислонясь к стенке и зажав винтовку между колен.
«Совсем худо было бы, не пересядь я на площадку с подветренной стороны. Промок бы там до нитки…» — невесело думает Егоров, прислушиваясь к завыванию ветра и слитному стуку колес.
Его привыкшие к темноте глаза различают иногда лишь смутное мелькание огоньков далеких поселков. А громыхающая громада поезда, вагоны с ценным грузом, которые поручено ему охранять, давно растворились в непроглядной тьме.
Но вот дождь начинает понемногу стихать: отчетливее слышится теперь стук колес на стыках рельсов, пыхтение тепловоза на затяжных подъемах. А еще через некоторое время в просветах между туч появляется полноликая луна, освещая мокрую стенку соседнего вагона и сбегающие струйки дождя.
Слегка высунувшись с тормозной площадки и повернув голову в сторону движения поезда, Егоров видит отброшенные на откос насыпи тени вагонов. Впереди два крытых большегрузных, за ними саморазгружающиеся хопперы, гондолы полувагонов и низкобортные думпкары…
Поезд идет по глубокой выемке, и силуэты вагонов четко печатаются на пологом откосе, как на экране театра теней. Но вот крыша одного из них почему-то слегка горбится. Егорову кажется сначала, что искривляется она неровностью откоса, на который падает его тень. Но почему же тогда горбится только этот вагон?..
Лишь присмотревшись получше, Егоров начинает различать смутный силуэт склонившегося над крышей человека. Стрелок мгновенно вскидывает винтовку, но, сообразив, что нелепо стрелять по тени, перебрасывает ее за плечо и проворно взбирается на барьер площадки. Дотянувшись до крыши, он подтягивается на руках и ложится грудью на мокрое железо.
Теперь ему видно очертание человека, сидящего на крыше вагона с ценным грузом. Он обращен спиной к Егорову и не замечает стрелка.
— Эй, кто там?! — громко кричит Егоров, щелкая затвором. Но тот, к кому обращен окрик, не оборачиваясь в его сторону, торопливо сбрасывает что-то с крыши на землю.
Егоров, распластавшись на мокрой кровле вагона, прижимает приклад винтовки к плечу и не целясь стреляет…
Услышав выстрел, неизвестный испуганно оборачивается, делает резкое движение правой рукой, будто выхватывает что-то из-за пояса, и поспешно ложится на крышу. Почти тотчас же над головой Егорова свистит пуля.
Обозленный стрелок перезаряжает винтовку и, теперь уже тщательно целясь, спускает курок. Попадает он в грабителя или промахивается, судить ему трудно, так как луну опять заволакивают тучи. На всякий случай он стреляет еще раз, ничего уже не видя.