Сильнее времени. Планета бурь
Шрифт:
— Я… я готов. Я готов полюбить вас, Ева.
— За такую откровенность бьют по щеке.
— Ева!
— Но я отвечу тоже откровенностью. Знайте, среди миллиардов мужчин на Земле остался один, который был дорог мне и который говорил, что женщина подобна тени: когда идешь к ней, она убегает, а когда уходишь — догоняет.
— И он ушел?
— Но воображаемая тень не догнала его. Отделила себя от него тремя десятилетиями.
— Послушайте мой совет. Пусть три десятилетия превратятся в вечность.
— Иной совет горше измены. Новый Адам забывает, что я здесь не из
— Что вам до них! Вы здесь будете… — и он сделал широкий жест рукой.
— Царицей мира? — с издевкой подсказала Ева. Ловский уже не воспринимал иронии, он уже потерял контроль над собой:
— Да, мне под силу дать вам целый мир! Мне, титану нового мира!
— Да разве сила титана в том, чтобы засунуть льва в карман? Эх вы! Да человек в любом мире титан, в любом масштабе живого, над которым его возвышает разум, а не рост. Он может сделать мышцы сильнее, чем у динозавра, передвигаться быстрее гепарда или ласточки. И он может заставить природу служить себе вовсе не тем, что станет корчевать деревья руками. Для этого у него есть машины.
И Ева, круто повернувшись, пошла обратно к костру. Она ожидала, что он пойдет следом.
Он действительно поплелся к костру.
Ева тут же решила, что Борису надо сделать укол, вызвать у него шок…
Их встретил Ратов, и Ева сразу хотела обратиться к нему за помощью, но Ловский опередил ее:
— Считайте меня Робинзоном или Гулливером, как вам будет угодно, — с нездоровым блеском в глазах объявил он, — но оставьте мне продуктов. Или — еще лучше — одну из «машин пищи».
— Ты сошел с ума! Сейчас же отправляйся на корабль, — твердо сказал Ратов и кивнул в сторону ближнего диска.
— В этом мире ваши приказы для меня — пустой звук, — вызывающе заявил Ловский, тряхнул своей волнистой шевелюрой.
Роман Васильевич пристально всмотрелся в его лицо. Из-за отсветов костра оно словно дергалось. И Ратову вспомнился небритый, заросший Валерий, со свисающими на лоб и затылок волосами, когда он ворвался в кабину пилотов с криком, что Вечному рейсу конец. Ловский был подстрижен и гладко выбрит. Но в его глазах был тот же безумный огонек, что и у Снастьина в ту тяжелую минуту. Психика не выдерживает у наиболее экспансивных. Космос слишком тяжелое испытание для них. А для Ратова? Для него нет оправдания-Не по ложному ли принципу подбирал он экипаж? Придется отвечать.
— Альберто, Званцев! — распорядился Ратов. — Сейчас же отведите Ловского на борт корабля. У него припадок.
Звездолетчики вынырнули из тьмы.
— Оставьте меня! — истерически закричал Ловский. — Не нужна мне ваша помощь! Мини-мир прокормит меня!
Выкрики Бориса привлекали других космонавтов. Вернулась и Ева со шприцем и лекарствами.
— Тебе надо выпить успокоительного, — ласково сказал Ратов, беря Ловского за руку.
Тот грубо вырвался:
— Не троньте меня, жалкие пигмеи! — Глаза его были безумны, в уголках губ появилась пена. — Оставайтесь пигмеями до конца своих тусклых дней, которые вы разделите между кораблем-темницей и миром Земли. Я отказываюсь и от вас, и от вашей цивилизации.
И
Альберто Рус Луильи и Ева, знаменитая бегунья, кинулись за Ловским.
Увидав преследователей, Ловский ринулся к реке, прыгнул в нее с обрывистого берега и поплыл кролем.
Мексиканец и Ева тоже бросились за ним в воду. Званцев и Каратун добежали до берега. Они видели, как Ловский выбрался из воды, ломился, круша деревья, через чащу.
Преследователи шли по его следам, но отставали — безумие вселило в беглеца небывалую силу.
Когда Костя Званцев и Каратун все-таки нагнали Еву с ее мексиканцем, свет звезд исчез — небо заволокло тучами. Просека, оставленная Борисом, стала еле заметной.
И тогда сверкнула молния. Все, как по команде, убрали антенны.
Но прутик антенны Ловского все так же возвышался над лесом.
Над Геей разразилась одна из ее гроз, не идущих ни в какое сравнение с земными.
Еве стало жутко, как девчонке, застигнутой ливнем в степи. Дождь хлестал толстыми жгутами. Она вспомнила рассказ мамы о том, что одну женщину убило молнией в поле около Кракова и что чаще всего молния ударяет в высокие деревья. И потому под ними не надо прятаться. А Ловский был здесь великаном, он возвышался над всем лесом, словно шел один в поле, как та женщина из Кракова.
Из темноты появился командир экспедиции. Он сказал, что преследование бесполезно, больной невменяем. Может быть, ливень приведет его в чувство. Но без него они ни в коем случае не улетят, хотя бы пришлось обшарить всю планету.
— А что думает друг-командир… Борис не убрал антенну? Она как громоотвод.
Конечно, Ловский и не подумал об этом.
Вокруг полыхало огнем. Небо гремело, как броня под ударами пушечных снарядов в древности на Земле. Одно за другим факелами вспыхнули два сросшихся дерева. Мимо них пробегал сошедший с ума Борис. Казалось, молния непременно ударит сейчас и в прутик торчащей антенны.
Еве даже показалось, что она ясно видела, как ослепительно черная (именно черная!) стрела ударила в Ловского, совсем не выглядевшего великаном, и как он упал в заросли. Ева невольно зажмурилась. Черная стрела продолжала стоять перед глазами.
Ева с Альберто добежали до сраженного молнией Бориса. Звездолетчица опустилась на колени и зарыдала: это был просто очень глупый мальчик, и его надо было вылечить.
Мексиканец, подчиняясь Еве, заземлил Ловского и стал потом делать ему искусственное дыхание.
Подоспели остальные космонавты.
Было ясно, что Ловского уже не спасти. Под проливным дождем молча понесли они обмякшее тело к реке, чтобы переправить к кораблям.
Роман Васильевич думал о своей ответственности за гибель молодого человека. Он, старый космонавт, не сумел сделать нужных выводов из урока Вечного рейса. В космосе с людьми может случиться самое невероятное. Так почему же он отбирал в космос таких людей, которым легче расстаться с Землей, а не тех, кто дорожит ею и оказывается в необыкновенных условиях стойким, собранным? Почему?