Сильнее времени
Шрифт:
***
Плут был у Лештукова моста даже раньше назначенного срока. Ну ничего, он подождёт. Что-что, а ждать Иван Плутов умел! Нервное возбуждение аж до дрожи овладело им. Ну вот и настал тот день и час! Всё было не напрасно. Наконец, и он сможет внести свой лепту в дело террора. Нет сил ждать ещё почти пять лет, пока власть свергнут. Необходимо действовать уже сейчас против жирующих министров и их сынков, расхлябанных и избалованных офицериков, которые в своей жизни могут только кутить, играть в карты, да навещать актрисулек. Сколько можно угнетать простой народ?
Размышляя так и подбадривая себя правильностью происходящего, Иван остановился на углу набережной, там, откуда начинался небольшой мосток
Карета с министром должна поехать со стороны центра, вернее всего от Гороховой улицы. Ильинский младший же будет двигаться с противоположной стороны: где-то там, у Обводного, квартировался Гнездилов. Иван решил, что бросит бомбу, как только Николай остановится у кареты. Хорошо бы, чтобы это произошло здесь, у Малого театра, совсем недавно названного в честь почившего издателя Суворина. Иначе, ежели придется бежать на противоположную сторону, он может и не успеть. В этом смысле им с Цыганом было бы легче действовать вдвоем. Тогда каждый из них мог бы ожидать на разных берегах реки. Но выбора у Плута не было, Цыган себя дискредитировал. Это ж надо, заявить перед самим актом, что взрыва не будет!
До полудня было ещё время, но Иван решил не рисковать и не светиться лишний раз на верфях. Жандармов там сейчас пруд пруди. Никак хватились бы его и заметили, что уходил с саквояжем. Он, конечно, надеялся, что сыщику Рокотову будет не до него. Тот сейчас почивал на лаврах, «раскрыв» громкое дело о террористе и душегубце Цыгане, да в обход самого Гнездилова. Задержанный с поличным преступник с готовой бомбой в саквояже гарантировал тщеславному Рокотову государственную награду. Иван же предпочел уйти с верфей незаметно, дабы не испытывать судьбу. Поэтому и пришёл на место взрыва заранее. Вид у него был не примечательный, так что подозрения он не вызвал.
Погода начинала портиться. От солнца, которое так ярко светило утром, не осталось и следа. Легкие, словно кружевные облака сменились снеговыми тучами, и теперь те висели низко-низко, обещая скорую метель. Иван надеялся управиться раньше, чем начнётся снег. Ухмыльнулся про себя - "просто управиться". Сама формулировка звучала обыденно, как будто дела в городе переделать. А так с ними и надо, с этими сиятельными министрами, с их титулованными детишками. Всех взорвать, повесить, очистить от гнилья землю. Запылал в душе его пожар праведного гнева, согревая изнутри. И даже мысли не возникло, что ни к чему хорошему не приводит злоба и ненависть.
***
В допросной было ненамного светлее, чем в камерах. Правда, свечи было две, но коптили они так же и так же мало давали света. За столом на прикрученном к полу металлическом табурете сидел Цыган и растирал затекшие запястья. Только что Александр Сергеевич развязал ему руки, следуя безумной просьбе графини Тереповой. Аня в волнении ходила по комнате. Один надворный советник стоял напротив стола у выхода из комнаты, скрестив руки на груди. Вся его поза заявляла о том, что Цыгану он не верит ни на грош. Сыщик ругал себя за то, что поддался на умоляющий взгляд Аннет и потому старался быть особенно бдительным.
– Да не сбегу я, господин сыщик. – Вздохнул Андрей.
– Отбегался. Не смотрите так сурово, нет подвоха в моих словах.
– Это уж, изволь, я сам решу.
– Гнездилов был непреклонен.
– В побеге нет надобности, говорю ж вам, - Андрей прищурился.
– Не меня вам бояться надо, а Плута.
– Ивана? Почему? Расскажи, Андрей, я прошу!
– Обратилась к нему Аня.
– Потому, что это он сдал меня Рокотову. Даже не скрывал того. А всё потому, что я решил отменить акт.
Аня беззвучно ахнула. Всё в голове смешалось. Цыган, который преследовал её все эти месяцы, который пытался отнять злосчастный перстень с рубином любым путем, который чуть не задушил её в особняке на Галерной, вдруг говорит, что хотел отменил взрыв?
– Врёт он, Аннет, помяните моё слово. – Гнездилов едва сдерживался.
– Я за этой собакой… простите…он и мной вертел как хотел, свои идеи об ячейке подсовывая. А теперь я должен верить ему? Да он вас вокруг пальца обведет и не дрогнет.
– Не верите мне - ваше право, только время уходит. Спросите сами Александр Сергеевич, что в саквояже, который с верфей привезли? Вам скажут: полон чемодан взрывчатки. Мы эту бомбу с Плутом полночи собирали. – Цыган разозлился даже, аж кулаком по столу стукнул в ярости.
– И я вот этими вот руками восемь взрывателей сложил в саквояж, прямо в гремучий студень. А когда меня повязали, я как раз хотел бомбу разобрать. Так вот, в саквояже только пять взрывателей осталось. Можете пересчитать. Три - это не очень много, но если ты ослеплен яростью и ненавистью, как Плут, то и трёх достаточно - беду учинить. Я ему объявил, что не идём мы на дело, но записку на вашу квартиру с утра уже снёс. До последнего сомневался, как быть? Видимо, Плут заметил мои сомнения и решил воспользоваться ситуацией.
– Ты скажи лучше, как так получилось, что Плут на свободе оказался? Я точно помню, что на вокзале его задержали.
– Сам я и посодействовал, дурак.
– Цыган опустил глаза, вперившись взглядом в стол. А потом вдруг поднял голову и с нездоровым блеском в черных глазах посмотрел на Аню.
– На тебя был зол. Думал, обманула меня. Помнишь, тот закат на крыше? После него я думал много, понял, что любишь ты Ильинского. Решил сделку тебе предложить. А когда догадался, что кольцо - фальшивка, ярость меня обуяла, вот и решил мстить. Освободил Плута и узнал, что это Аська всё, а не ты. Сомневался, даже записку успел отнести Николаю. А потом понял, что не должны страдать невинные. – Андрей вздохнул тяжело.
– Ну, а Плут, видя мои метания, сам все и решил. Говорю тебе, его опасаться надо, он - фанатик. Знает, что от одного взрыва революции не случится, что до неё ещё пять лет, но верит, что сможет ускорить процесс.
Гнездилов насторожился. Теперь уже он взволнованно ходил по кабинету. Аня же, раздираемая сомнениями, опустилась напротив Андрея на точно такую же табуретку.
– Я тебе верю. Может быть, я и дура, но Иван всегда напоминал мне фанатика.
– Я сам ему помог таким стать. Долгие месяцы ворошил в его душе ненависть к богатым и родовитым, словно угли в печке. Вот и получился из увальня Ваньки фанатик Плут.
– С сожалением сказал Цыган.
Гнездилов сомневался. Черт знает, что такое творилось тут. Логика и опыт подсказывали, что разбойник врёт и выкручивается. Но почему-то хотелось верить. С какой стати Ивану избавляться от подельника? Вдвоём взорвать карету министра проще, чем одному, да ещё и с меньшей по объему, а значит и силе, бомбой. Выходило по всему, что слова Андрея - правда. Только вот не бывает так, чтобы разбойник и душегуб вмиг раскаялся.
– Хорошо, - Гнездилов вдруг решил, что пойдет ва-банк.
– С нами поедешь на Фонтанку.
Аня удивилась не меньше Цыгана. Неужто Александр Сергеевич поверил?
– Я быстро переоденусь, буквально минутка.
– Аня вскочила со стула и бросилась к выходу из допросной.
Гнездилов вздохнул и, отбросив только мешающие сомнения, протянул ей ключ от комнаты с уликами.
– Ключ возьмите! Только быстро, прошу вас: полчаса до полудня осталось. А я отправлю посыльного с письмом на Галерную, чтобы граф Ильинский дома оставался и никуда не выезжал от греха подальше.