Сильнее жизни

Щабельник Виктория

— Что же, вижу, о тебе сейчас есть, кому позаботиться, — с ненавистью бросил он на ходу, унося девушку с собой.

В комнате, наполненной телами, появилась высокая статная фигура красивого мужчины. За ним появилось двое, державшихся на почтительном расстоянии от своего Князя. Окинув взглядом груду тел, тот лишь печально улыбнулся. Но его улыбка исчезла с лица, как только он увидел того, кого искал. Подойдя к полукровке, он молча указал на него своим слугам, и один из них легко взвалил тело Валара себе на плечи.

— Дети, как же легко играть на ваших

слабостях, — сокрушенно вздохнул Люцифер, и, обернувшись ко второму слуге, коротко приказал, — прибери здесь.

Люцифер еще не успел исчезнуть, как комната наполнилась пламенем, пожирающим все на своем пути. Адский огонь безжалостно сжигал все, что могло бы дать хоть какое-то объяснение того, что здесь произошло.

* * *

На этот раз сознание возвращалось тяжело, преодолевая глухую боль в измученном теле. Грудь горела, ребра ныли, и дышать было невозможно.

— Я знаю, что тебе сейчас очень больно, — значит, это был не сон, заплакав, подумала я, — но придется немного потерпеть. Скоро станет легче.

— Я тебя ненавижу, — с трудом выдавила я, уставившись в ненавистное лицо. Лицо предателя, которому я когда-то доверяла.

— Знаю, — Родгар улыбнулся, взяв меня за руку, — но я тебя люблю.

— О какой любви может идти речь? Что ты вообще о ней знаешь?

— Гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — грубо ответил Палач, сжимая сильнее мою здоровую руку, — иначе, мы могли бы и не встретиться. Когда-то много лет назад, другая женщина, с такими же глазами как у тебя, сказала мне эти слова. И я ее убил, зная, что скоро придет мое время. Когда я вновь встречу Ангела. Своего ангела. И ни за что не позволю ей уйти от меня.

— Ты сошел с ума! — пробормотала я, понимая, что стала свидетелем редкостного, почти невозможного явления — безумного демона.

— Возможно, — засмеялся он, — но тебе придется с этим смириться. Потому, что я единственный кто стоит сейчас между тобой и Люцифером.

XXXIII

Он любил смотреть, как она спит, прислушиваясь к ее тихому дыханию, легонько касаться роскошных волос, раскиданных на подушке. Каждую ночь, дождавшись пока она заснет, он не мог отказать себе в удовольствии увидеть ее спокойное расслабленное лицо, без тени тревог и забот, которые овладевали ею, стоило лишь проснуться. Он наслаждался внутренним светом, словно идущим от нее, хоть и понимал, что это не возможно. С тех пор, как они утратили Небеса, ни в одном из них больше не было света и чистоты. До сих пор.

Данталион отогнал прочь ненужные воспоминания и, наконец, пригласил войти своего помощника.

— Ты нашел его?

— Да, мессир. Нам удалось проследить мессира Родгара до убежища.

— Он один? — голос Данталиона звучал равнодушно, словно речь не шла о его единственном сыне.

— Боюсь, что нет, мессир. Вы были правы, опасаясь, что Палач что-то затеял. Мы видели рядом с ним высших, вассалов Совета. И Падшего.

— Что могло заставить его пойти на это? — помощник молчал, понимая, что вопрос задан не ему. Данталион встал, и, сделав несколько шагов по комнате, приблизился к собеседнику:

— Каждый из нас рано или поздно делает выбор, от которого зависит не только его жизнь. И ни к чему бессмысленно уверять, что выбор давно сделан за нас. Мы первые из тех, кто отверг предопределенность, взяв собственную судьбу в свои руки, — помолчав, добавил, — и Родгар сделал свой выбор.

— Что нам делать?

— Ничего, — отрезал Данталион, — на этот раз я все сделаю сам.

* * *

— Это безумие, — повторила я, с испугом глядя на своего сводного брата, — Родгар, приди в себя!

— Все еще считаешь меня сумасшедшим? — усмехнулся Палач, — я сделал ошибку, позволив ему тебя забрать. Не думал, что он выживет. Ты была так прекрасна в ту ночь, несмотря на боль, которую я сам тебе причинил. Посмотри — я сохранил его, я знал, что мы встретимся.

Осторожно переведя взгляд с его лица на протянутую ко мне руку, я увидела в ней кулон, который Родгар подарил мне на свадьбу.

— Я боялся, что ты ускользнешь, и я навсегда потеряю тебе. Данталион глупец, он не смог сберечь сокровище, которым владел. Но я… я ни за что не повторю его ошибок, и никому не отдам своего Ангела.

— Ты говорил, — медленно начала я, — что этот кулон достался тебе от моей матери. Значит, она тебе доверяла.

— К чему притворство, я вижу, что ты уже обо всем догадалась. Или почти обо всем.

— Это был ты? — мне пришлось приложить усилие, чтобы голос не дрожал, — ты ее убил?

— Я, — спокойно ответил он.

— Почему?

— Данталион был готов ее простить! Ту, что, наплевав на него, отдалась другому! Я не мог допустить, чтобы мой отец выглядел посмешищем в глазах всего клана.

— Или не мог смириться с тем, что она предпочла кого-то другого, а не тебя, — предположила я, глядя в его глаза.

Взгляд Родгара потемнел и затуманился. Губы сложились в неприятную, пугающую улыбку, и, приблизившись ко мне вплотную, он прошептал, почти касаясь моего уха:

— Она могла бы остаться в живых, если бы согласилась. Но Аурелия думала только о тебе, понимая, что для меня ты станешь досадной помехой и средством давления на нее. Она постаралась спрятаться, и выбрала для этого весьма необычное место. Действительно, никому бы не пришло в голову искать сбежавшую демоницу в женской тюрьме. Ради тебя она была согласна на все, даже на смерть. И я ей ее подарил. Не беспокойся, она почти не страдала. Я все сделал очень быстро, одним ударом перерубив тонкую нежную шейку, чтобы она никогда больше не смогла вернуться в свое тело. А Данталиону сказал, что она предпочла покончить с собой, лишь бы никогда больше к нему не возвращаться.

— Какой же ты мерзавец! — в сердцах воскликнула я.

— Но я совершил ошибку, позволив ей спрятать тебя, хотя теперь, этому рад.

— Ты знаешь, кто мой отец? — спросила я, превозмогая страх, охватывающий под взглядом этих сияющих безумием глаз.

— Он никогда этого не скрывал, — неожиданно рассмеялся Родгар, — Падший сам явился ко мне, предъявляя права на Аурелию. Данталион был далеко, поэтому всю глубину падения твоей матери пришлось узнать мне.

— Люцифер? — вскочив, я была готова набросится на Палача, — этого не может быть!