Сильнейшие
Шрифт:
— Тииу а те! ступайте к Тииу! — воскликнул, едва очутился на твердой почве, закинул голову, прерывисто вдохнул — полустон-полувскрик вырвался, словно у раненого зверя. Глаза полыхнули, и вспыхнула вся трава на расстоянии пяти шагов от него.
— Прекрати! — донесся хриплый голос из-за спины — Нъенна, видя начинающийся пожар, перепрыгнул через труп эсса и потянулся к мальчишке. Тот не обернулся на звук. Стоял, открытый ударам северных айо. Его убили бы — только пламя охватило их тело быстрее.
— Огни тин… — пробормотал Нъенна, стоя уже за плечом мальчишки — по берегу
— Тииу а те!
— Бездна… огни тин пришли к нему… — ноги у Нъенны подкосились, и он тяжело опустился на колени — прямо на еле прикрытые водой золотые зерна.
Лагерь северян на общей для эсса и юва территории был сожжен до основания. И лес… горел. Нъенна глядел на лесной пожар, завороженный его красотой.
А мальчишка стоял, опустив руки, и глаза его были пустыми.
Не помнил, как Нъенна перенес его через реку — в сознании был, но лишь невидящими глазами в небо смотрел. А глаза, всегда синие, сейчас отливали алым.
Нъенна нес его осторожно, словно ядовитую сколопендру. Кажется, начни Кайе сейчас шевелиться, бросил бы в реку, и плевать, что Къятта голову оторвет.
— Дай мне воды, — хрипло сказал мальчишка.
— Река большая! Пей, сколько влезет! — опустил его у самой воды, не сводя взгляда с пылающего леса на том берегу.
Тот опустил лицо в реку и принялся пить — жадно, словно пытаясь залить такой же пожар внутри. Напившись, откинулся назад, на спину. Зубы сжаты, а губы приоткрыты, и дышит тяжело, словно камни на груди лежат.
— Они… ушли?
— Да ты… ты… Нъенна все слова растерял. — Кто ушел, идиот?! — наконец заорал он. — Сюда жар доносится!
— Не кричи… в ушах звенит. Лес… горит, да? — приподнялся, прижал ладонь к глазам. — Трудно… все кружится…
— Ну, почему бы тебе совсем не сдохнуть? — пробормотал молодой человек. У Кайе дернулись плечи: услышал.
— Я запомню, — почти беззвучно откликнулся он, и Нъенна почувствовал желание оказаться на том берегу… только старшему брату этой сумасшедшей кошки позволено многое. Да что там, все позволено.
А двое южан погибли из-за этого мальчишки.
Нъенна и другие все еще привязывали корзину с золотом к боку грис, осматривали бывший лагерь эсса на берегу, не тронутом пожаром, когда появилась небольшая группа верховых — первым ехал плотный сильный человек с волосами, по-северному собранными в узел. Тарра.
— Как я мог его удержать? — с бессильным раздражением говорил Нъенна. — Во всей Астале только двоих он слушает! А силой… нет уж, даже если удалось бы чем-нибудь стукнуть его по голове, потом в Астале не жить.
— Ты и сам рад был сбить немного спеси с эсса, — угрюмо сказал Тарра.
— Я и не отрицаю. И не я один.
— А начал все мальчишка, на которого удобно ссылаться!
— Тарра-ни, этого мальчишку стоило придушить в колыбели! — не сдержался Нъенна.
— Слышал бы тебя его брат!
— Ни один приказ Къятты Тайау не был безумным, — сухо отозвался молодой человек. — Он из тех, кто рожден вести.
— Что же он, не понимает, кого вырастил? — голос Тарры сочился ядом. И сам напомнил Нъенне туалью-душителя, у которого вдруг выросли зубы тахилики.
Он отдал приказ собрать все, что осталось от северян — если осталось. Кости скинули в яму, засыпали землей.
Ехали молча. Первым нарушил молчание Тарра:
— Понравилось? — не скрывал яда в голосе.
Мальчишка не отозвался.
— Ты хорошо начал. Хотел заставить север говорить о себе? Что же, теперь твоего имени они вовек не забудут.
— Нъенна не виноват, — хмуро произнес мальчишка, сдавливая ногами бока грис.
— Он всего лишь не любит северных крыс. А ты?
— Я? Нет… мне тошно от одного звука их голосов, но… Тарра, ведь я дал им уйти! Они сами не захотели! — умоляющий взгляд, горящие щеки.
Тарра поехал вперед.
— Тарра! — донеслось сзади. Мужчина сделал вид, что ничего не слыхал. Просьба, почти мольба в голосе Кайе Тайау — это уж слишком. Ах, как это для него тяжко — Тарра понимал. Но что же теперь, простить и почесать за ушком? Раз этот ребенок соизволил почти попросить прощения, конечно, небо должно упасть к его ногам. Пусть разбирается старший брат… Тарра не сомневался, что мальчишке достанется крепко — и скоро. Гнев деда в Астале медом покажется. Къятта не упустит случая показать свою власть над дикой кошкой.
А ведь он наверняка будет доволен сделанным.
— Йишкали! — обронил Тарра сквозь зубы.
Больше не сказал ничего до места, где его отряд должен был встретиться с людьми Къятты. Краем глаза присматривал, где там мальчишка, не отстал ли, не вытворил ли чего.
Тот ехал в самом хвосте, сбоку, заставляя несчастную грис идти через заросли, словно дорога была ему неприятна. И на привалах молчал, держась далеко ото всех, исподлобья бросая взгляды на тихо беседующих людей.
Ни разу не перекинулся и отряд не покинул — и то хорошо.
Когда послышались веселые голоса, первым различил в их гуле голос брата. Но вперед не рванулся; и чуть позже, нахохлившись под пристальным, удивленным взглядом янтарных глаз, позволил все рассказать Тарре — а сам наблюдал издалека, маленькими шагами продвигаясь к старшему. Настороженно, медленно.
Струной вытянулся, голова чуть опущена, лохматая челка закрывает глаза. Подначка в облике, вызов — ну, скажи, что я ошибка природы, меня надо в клетке держать! Ну, давай, что тебе стоит? А губы вздрагивают, и он закусывает их. Губы выдают другое — протяни руки, позволь мне уткнуться в плечо и не думать о том, что я сделал! Помоги мне, ты сильнее, ты старше! Ведь я… не хотел? Или сделал, как ты учил меня? И не мольба уже, требование — скажи, что я прав! Сам я могу себe это сказать — только не верю…