Сильные духом (Это было под Ровно)
Шрифт:
И, может быть, именно потому, что этот скромный советский человек ни слова не проронил при допросах, может быть, именно потому, что гестапо столкнулось в его лице с сильным, непобедимым противником, гитлеровцы утроили силы в поисках ровенского подполья, разведчиков и боевиков партизанского отряда.
После разгрома подпольных организаций Мирющенко и Остафова гитлеровцы, видимо, решили, что в их руках все ровенское подполье. Так, во всяком случае, однажды похвастался перед Кузнецовым фон Ортель. Некоторое время в городе было сравнительно спокойно. По-прежнему курсировали крытые
Это спокойствие длилось недолго. Сразу же после того, как подпольная организация вновь дала о себе знать, гитлеровцы насторожились. Последовали одна за другой несколько массовых облав. Все они прошли благополучно для подпольщиков.
И все же можно было ждать неожиданностей. Новак назначил Соловьева своим заместителем на случай, если сам он будет арестован или вынужден покинуть город.
Жену с двухмесячным ребенком он с очередной группой военнопленных отправил в отряд.
Группу эту вела Оля Солимчук. Вместе с ней шли два новых связных, которым Оля должна была показать дорогу к условленным местам встречи с разведчиками отряда.
— Дальше я пойду одна, — сказала девушка своим попутчикам, когда они приблизились к реке, на другой стороне которой находилась небольшая деревня. — Вы ждите меня здесь. Если будет стрельба и я не вернусь, пройдете правее и постарайтесь переправиться там. Затем пойдете прямо на запад и встретите наших. Их там много.
Она сказала все это с улыбкой, как бы между прочим, так что никто из попутчиков и не подумал, что ей грозит большая опасность. Усадив товарищей под кусты в стороне от дороги, Оля направилась к переправе.
Лодка оказалась на другой стороне реки. Оля начала звать лодочника. Он был ей знаком. Но вместо лодочника к реке стали спускаться какие-то вооруженные люди. «Предатели», — догадалась Оля. Опустив руку в карман и взявшись за пистолет, она уже готова была дорого продать свою жизнь, как вдруг произошло что-то неожиданное, что не сразу дошло до ее сознания: раздалось несколько автоматных очередей, и некоторые из шедших к реке предателей упали, остальные бросились бежать вдоль берега.
«Ур-ра! Ур-ра!» — донеслось до Оли. «Свои, свои, свои!» — догадалась девушка и, выхватив пистолет, выпустила всю обойму по бегущим предателям.
Через десять минут Оля со своими попутчиками была уже на другом берегу и шла, окруженная товарищами, в лагерь.
С каждым днем связь между отрядом и городом затруднялась. Гитлеровцы так перекрыли подступы к городу, что пробраться туда незамеченным было немыслимо. Двое связных, посланных в отряд, погибли в пути.
Тогда Настка заявила Новаку, что пойдет на связь сама.
— А как же Иван Иванович? — осторожно осведомился Новак, зная, как не терпит Настка, чтобы ее удерживали по «семейным обстоятельствам», и ожидая грозы.
— А что Иван Иванович? — Настка вскинула на него
На самом же деле ей стоило огромных внутренних усилий оставить Луця одного. Она постоянно беспокоилась о нем так, словно сам он не может ничего сделать для себя. Ей почему-то казалось, что стоит ей уехать, как с ним непременно случится неприятность, не говоря уже о том, что он позабудет про все свои нужды, будет ходить голодным, простудится или еще что-нибудь в этом роде. И, уступая настояниям Настки, отправляя ее в отряд, Новак осторожно дал ей понять, что заботы о Луце берет на себя.
Заботиться о Луце было, однако, почти невозможно, так как нигде больше получаса он не сидел. Даже фабрика валенок перестала увлекать неутомимого руководителя боевого отдела. Все свое время он теперь употреблял на то, чтобы найти применение взрывчатке, полученной из отряда.
Один Терентий Федорович знал, как беспокоится Луць о Настке. Сам Иван Иванович мало об этом говорил, как мог, старался скрыть свою тревогу. Но все чаще и чаще говорил Луць о том, как ему не хватает сейчас мин и как было бы хорошо, если бы Настка не задерживалась у партизан, а поскорее принесла чемоданчик с толом и взрывателем от гранаты Ф-1.
Прошло две недели. Луць осунулся, казался еще ниже ростом; в его вечной усмешке, которую он по-прежнему прятал в уголках губ, таилось отчаяние.
Связь с отрядом не восстанавливалась. Новак ходил мрачный. Он повеселел только в ту минуту, когда на пороге его кабинета появился связной из отряда. Связной передал инструкции, приветы, в том числе привет Новаку от жены. Свидание длилось пятнадцать минут. Связной ушел и оставил Новака в глубоком горе.
Погибла Анастасия Кудеша, Настка. На «маяк» отряда она прибыла благополучно. Здесь ей передали на словах указания для подпольного центра и вручили мину в виде чемодана. С этим чемоданом Настка и отправилась в обратный путь.
Она успела пройти половину дороги, когда неожиданно была остановлена вражеской засадой. Ее обыскали, проверили чемодан. Обнаружив мину, враги схватили Настку, били ее, кололи ножами, требуя, чтобы она сказала, откуда и куда несет мину. Ответа они не добились.
Тогда Настку привязали к пню, к тому же пню пристроили ее чемодан и взорвали.
Двое крестьян, случайные свидетели этой казни, рассказали о ней разведчикам партизанского отряда.
Несколько дней от Луця скрывали гибель Настки. Новак решил подготовить его и, вероятно, долго продолжал бы эту подготовку, если бы сам Луць после первой же такой попытки не сказал ему, морщась:
— Я все знаю… Оставь…
Больше они этой темы не касались.
Но вечером того же дня Луць пришел к Новаку, в его старую, покосившуюся от времени хату на окраине города.
— Терентий! — проговорил он тихо. — Терентий, неужели я ее больше не увижу?
Плечи его вздрогнули. Он заплакал. Потом было взял себя в руки, выпрямился и сказал:
— Надо работать, Терентий.
Но, должно быть, мысль эта вновь всколыхнула в нем воспоминания о Настке, он уронил голову и долго сидел так. Новак не решался его тревожить.