Сильный яд (Другой перевод)
Шрифт:
— Но при чем здесь вообще старый Леви? — удивился Уимзи, стараясь припомнить обстоятельства полузабытого убийства.
— Честно говоря, — немного смущенно пробормотал Фредди, — вы бы, наверное, сказали, что я тут… э… выкинул фокус. Рахиль Леви… э… в общем, скоро станет миссис Фредди и все такое прочее.
— Ну наконец-то, — сказал Уимзи и позвонил. — Тысяча поздравлений. Долго же вам пришлось ждать.
— Да, долго, — согласился Фредди. — Не поспоришь. Я ведь христианин, вот в чем проблема, — по крайней мере, крещеный, хотя я им объяснил, что христианин из меня никудышный — я и в церкви-то бываю только на Рождество, пусть у нас и есть до сих пор своя скамья. Правда, их, по-моему, гораздо больше волнует,
68
Намек на обстоятельства женитьбы Иакова на Рахили, которому пришлось служить за нее семь лет, прежде чем ее отец Лаван дал согласие на брак: «18 Иаков полюбил Рахиль и сказал: я буду служить тебе семь лет за Рахиль, младшую дочь твою. 19 Лаван сказал [ему]: лучше отдать мне ее за тебя, нежели отдать ее за другого кого; живи у меня. 20 И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее» (Быт. 29: 18–20).
— Еще два виски, Джеймс! — потребовал лорд Питер. — Блестяще, Фредди! Как вам только в голову пришло?
— В церкви, на венчании Дианы Ригби, — ответил тот. — Невеста опаздывала уже минут на пятьдесят, делать было нечего — я и взял со скамьи Библию. Почитал — да уж, суровый дядька был этот старый Лаван — и подумал: «В следующий раз, как буду у них, надо это провернуть», — и старушка просто растаяла.
— Короче говоря, ваша личная жизнь наконец устроена, — подытожил Уимзи. — Выпьем за это! Возьмете меня шафером, Фредди, или дело будет в синагоге?
— Вообще-то да, пришлось согласиться на синагогу, — ответил Фредди. — Но жениху вроде бы полагается привести друга. Не бросите меня, старина? И помните, шляпу не снимать.
— Буду иметь в виду, — сказал Уимзи, — а Бантер меня проинструктирует насчет церемонии. Он должен знать. Он вообще все знает. Только скажите, Фредди, вы же не забудете про мою просьбу — разведаете, что да как?
— Не забуду, дружище, честное слово. Как только что-нибудь выясню, дам вам знать. Но чует мое сердце — тут наверняка дело нечисто.
Эти слова немного утешили Уимзи. По крайней мере, он взял себя в руки и постарался оживить довольно сдержанное веселье в поместье герцога Денверского. Герцогиня Элен даже едко заметила мужу, что лорду Питеру в его возрасте уже пора бы относиться к жизни серьезно, остепениться наконец и перестать паясничать.
— Не знаю, не знаю, — ответил герцог Денверский. — Питер такой чудак — никогда не угадаешь, что у него на уме. Однажды он вытащил меня из серьезной передряги, так что пусть поступает, как ему вздумается. Оставь его в покое, Элен.
Приехавшая накануне Рождества леди Мэри считала иначе. Пробило уже два часа ночи, когда она решительно вошла в спальню младшего брата. Ужин, танцы и шарады совершенно всех измотали. Уимзи сидел в халате у камина, погрузившись в задумчивость.
— Слушай, Питер, — сказала леди Мэри, — какой-то ты подозрительно возбужденный. Что-нибудь случилось?
— Слишком много сливового пудинга, — ответил Питер, — и слишком много деревенского воздуха. Я сущий мученик — сгораю в бренди ради семейного праздника. [69]
69
Аллюзия на строки из поэмы Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» (Песнь 4, 141), где гладиатор «растерзан ради римского праздника».
— Да, просто ужас. Но как все-таки твои дела? Сто лет не виделись. Тебя так долго не было.
— А ты, я смотрю, очень увлеклась отделкой домов.
— Надо же чем-то заниматься. Ты ведь знаешь, мне противно болтаться без дела.
— Понимаю. Кстати, Мэри, ты в последнее время часто видишься с нашим Паркером?
— Пару раз мы вместе поужинали, когда я была в городе, — сказала леди Мэри, глядя в огонь.
— Да? Он ведь очень славный малый. Надежный, простой. Правда, скучноватый.
— Чуточку слишком серьезный.
— Вот именно — слишком серьезный, — сказал Уимзи и закурил сигарету. — И мне будет очень жаль, если его постигнет разочарование. Он будет страдать. Я хочу сказать, не стоит играть его чувствами — это просто нечестно.
Мэри рассмеялась:
— Что, Питер, волнуешься?
— Н-нет. Но не хотелось бы, чтобы его дурачили.
— Послушай, Питер, но не могу же я сказать «да» или «нет», если меня даже не спрашивают?
— Точно не можешь?
— В случае с Паркером — нет. По-моему, для него это будет грубым нарушением приличий.
— Наверное. Только вот сделать тебе предложение ему кажется не менее грубым нарушением приличий. Он в ужас приходит от одной мысли, что дворецкий когда-нибудь сообщит о прибытии «старшего инспектора Паркера и леди Мэри Паркер».
— Значит, это тупик, да?
— Ты могла бы перестать с ним ужинать.
— Могла бы.
— Но раз ты до сих пор не перестала… Понимаю. Если я в самой что ни на есть викторианской манере спрошу Паркера о его намерениях, это как-то поможет делу?
— Откуда вдруг такое рвение сбыть родных с рук? Питер, тебя никто не обидел?
— Нет, нет. Просто примеряю на себя роль доброго дядюшки, вот и все. Видимо, старость подступает. Увы, когда молодость позади, страсть приносить пользу охватывает даже лучших из нас.
— Со мной то же самое — только я занялась интерьерами. Между прочим, эта пижама сшита по моему эскизу. Правда ведь, забавный рисунок? Хотя старший инспектор Паркер, наверное, предпочитает традиционные ночные рубашки, как доктор Спунер [70] или кто-то там еще.
— Да, это, конечно, обидно, — отозвался Уимзи.
70
Уильям Арчибальд Спунер (1844–1930) — знаменитый оксфордский дон, преподаватель античной истории, философии и богословия. Его имя дало название одному из видов игры слов — спунеризмам (словосочетаниям, в которых меняются местами начальные буквы или слоги, что порождает комический эффект). Тут, по-видимому, имеется в виду каламбур «ночные рубашки — ручные барашки», который, как и многие другие спунеризмы, нельзя с полной уверенностью приписать самому доктору Спунеру.
— Ничего страшного. Я буду преданной и храброй. И прямо сейчас отброшу эту пижаму раз и навсегда!
— Нет уж, — запротестовал Уимзи, — только не прямо сейчас. Имей уважение к моим братским чувствам. Отлично. Значит, я сообщу моему другу Чарльзу Паркеру, что если он отбросит природную скромность и сделает предложение, то ты отбросишь свою пижаму и скажешь «да».
— Питер, для Элен это будет серьезный удар.
— Черт с ней, с Элен. Поверь мне, это не самый страшный удар, который ее ожидает.