Силуэт

Игнатенко Игорь

а я, признаться, многие забыл.

Тебе уже полгода, ты взлетаешь

туда, где я в минувшем веке был.

Смотри, какое небо голубое!

В нём облака-медведики плывут.

Нам в парке хорошо гулять с тобою,

прогулок вешних здесь пролёг маршрут.

Вот дятел дробь рассыпал по округе,

он на сосне исследует дупло.

Бельчонок поспешил к своей подруге,

поскольку время брачных игр пришло.

Синичка скачет с веточки на ветку,

ведь ей порхать ни чуточку не лень.

Она звенит ликующе приветно:

– Хороший день!

Не прячьтесь в тень.

Тень-тень!

Пусть свежий воздух крепкий сон навеет,

в коляске спать уютно и тепло;

никто тебя тревожить не посмеет,

расти, мой внук, с улыбкою, светло.

С тобою мы равны не беспричинно,

и я тебя быть сильным научу;

мы оба полноценные мужчины,

и вместе всё нам будет по плечу.

Моих надежд, я верю, не обманешь,

вступая в этот Мир и в этот Век.

Гадать не будем, кем ты в жизни станешь,

но ты уже по званью – Человек.

Сорочий гомон, громкий грай вороний

нам не помеха спать и размышлять;

и облака в небесном перегоне

не устают друг друга догонять.

²⁰⁰⁷

АМФИБРАХИЙ

Под этаким небом невольно художником станешь… А. Майков

Амурские дали – картина родная,

Я ближе и краше природы не знаю.

Черёмухи белой сплошное кипенье

Мне дарит весною своё вдохновенье.

Обрывы над Зеей, где белые горы.

Изгибы реки. Полевые просторы.

Пророчит кукушка мне долгие годы,

Орлан зазывает под небо свободы.

Саранки, кипрей, иван-чай по долинам

Колышутся ветром разгонистым, длинным.

В затоне дрожит поплавок от поклёвки,

Зерно запасают на зиму полёвки,

На клевере стадо пасётся коровье —

Всё дышит покоем, всё грезит любовью.

И ласково шепчет полуденный дождик:

«Не будь ротозеем. Где кисти, художник?»

* * *

В стихах вся жизнь,

А в прозе лишь фрагменты…

Декабрь в окне опять нарисовал

Морозных перьев хрупкие сегменты,

Изломы страха, нежности овал.

Я был ребёнком, я любил рассветы,

Но и с годами я не растерял

Священное предвиденье поэта —

Стихов и прозы дух и матерьял.

Метафора, ты капля, в коей мир

Всей полнотой своею, всем объёмом

Нас вырывает из тюрьмы квартир

И тянет ввысь мучительным подъёмом,

И на ногах рвёт башмаки до дыр:

А что же там вдали, за окоёмом?

ЗВУКИ

Есть стихи, им слов не надо —

Ритмы пульса по ночам,

Наказанье и награда,

Век бы слушал и молчал.

То ли дождь стучит по крыше,

Ветер листья ворошит,

Внук за стенкой мирно дышит,

Мышка в подполе шуршит.

Надо звуки, вздохи, стуки

Телом всем запоминать,

Их по правилам науки

Невозможно записать.

Утром солнце в окна брызнет:

Поднимайся, рифмоплёт!

И поэзия всей жизни

К новым звукам позовёт.

КРЕЩЕНСКИЕ СУМЕРКИ

Я умру в крещенские морозы…

Н. Рубцов

Печаль, зачем ты, одинокая,

В крещенских сумерках бубнишь,

По-вологодски кругло окая,

Про затуманенную тишь?

Награды разве нам обещаны

За безоглядную любовь?

Все мы завзятые жалельщики,

Когда уже прольётся кровь.

Не страшно умереть безбожником,

Коль веришь в землю и людей,

И прорасти вновь подорожником

У тропки кинутой своей.

Себе, весёлому и грустному,

Вопрос один лишь задаю:

Ну почему поэту русскому

Дано прозреть и смерть свою?

Молчи, изведай одиночество,

Забудь значенье грозных слов —

Убережёшься от пророчества.

Но как же не писать стихов?!

ПАМЯТИ ИГОРЯ ЕРЁМИНА

Поэты умирают точно в срок.

О краткости их жизни зря скорбим мы,

А прокляты, безвестны, нелюбимы —

Так это нам, живущим, всем упрёк.

Поэты не уходят в никуда:

В родную землю лягут, словно зерна,

Храня зародыш бытия упорно,

Не поддаваясь тлену никогда.

И в той глуби, во мраке том глухом

Я ощутил подспудное движенье.

Поэты умирают, но служенье

Добру и свету – мы за них несём.

* * *

Просеивая времени песок,

Творец крупицы даром не обронит.

– Остановись, мгновенье! – слух затронет