Сильварийская кровь
Шрифт:
Дафна, не глядя, нашарила его руку. Осторожное предостерегающее пожатие: не надо, не связывайся. Ради нее он не стал связываться, невеста все-таки. Вдобавок он не умел управлять паромобилем, а без шофера им ни до Кайны доехать, ни обратно вернуться.
Фрешта заткнулся, после того как Шельн его одернула, а Марек решил, что еще выяснит с ним отношения, только не сейчас. Немного позже. Сидел бледный, зло сощурив раскосые фиолетовые глаза. Наверное, Фрешта решил, что это бессильная злость проигравшего, и про себя порадовался: достал-таки «столичного эльфа»!
К тому времени, как добрались до Белой арки, Марек успел немного остыть – ровно настолько, чтобы держать себя
Параллельно его внимание занимали вещи совсем из другой области. Пьянящий цвет неба. Прихотливые плавные изгибы уходящей ввысь арки, больше похожей на порождение растительного царства, чем на рукотворное сооружение. Впрочем, ни о какой «рукотворности» речи идти не могло, эльфы создавали свои скульптуры с помощью магии.
Белизна перламутра, в которой угадываются дремлющие радуги. Пугающая высота: мнится, что в облачные дни стрельчатая вершина должна таять в небесном молоке. И что-то еще, дразнящее своей неопределенностью… Хотелось бы ему понять, что это такое.
Эльфийские изваяния есть и в столице, но Траэмон – до умопомрачения сложный конгломерат артефактов, созданных несколькими расами и за прошедшие века сросшихся друг с другом, намертво сплавившихся. Город их давным-давно ассимилировал, превратился в элементы единого целого. А здесь сразу видно, что вознесенная над пыльной дорогой арка живет сама по себе, отдельно от беспокойного стада паромобилей и окраинных домишек с крышами из разноцветной черепицы, похожими на горки леденцов.
После того как территория, в прошлом принадлежавшая темным эльфам, отошла к людям и превратилась в южную провинцию Королевства Траэмонского – провинцию Манжелиста, получившую имя по названию руин древнего поселения на берегу моря, – напоминание о былых временах, надменно торчавшее над аннексированной местностью, не единожды пытались разрушить различными способами, но нимало не преуспели.
В конце концов траэмонские власти смирились с неистребимостью Белой арки и, дабы сохранить лицо, объявили ее историческим памятником, не подлежащим сносу. Это произошло еще при королеве Марисиэнне. Остроумное решение очередного консорта. Вдвойне остроумное: оно не только послужило оправданием тому факту, что этот застрявший в реальности осколок дивно прекрасного нечеловеческого сна до сих пор существует, но и поспособствовало улаживанию отношений с темными эльфами, которые к тому времени оправились после разгрома, учиненного объединенными силами людей и светлых эльфов, и вновь начали заявлять о себе как о силе, с которой надо считаться.
Гилаэртис, их новый вождь, занявший место убитого светлыми эльфами Эгнандора, поначалу проявил себя гибким и практичным дипломатом, и все на него нарадоваться не могли, пока не вылезла наружу правда о его плане по восстановлению численности сильварийских эльфов. Тех после войны осталось хорошо если три-четыре десятка, и люди тут были ни при чем. Люди всего лишь хотели прибрать к загребущим рукам плодородные земли между Кочующей грядой и Сильварией -нынешнюю провинцию Манжелиста. Геноцид своим темным сородичам устроили светлые эльфы из Роэндола. По какой причине? Ответ знают только они сами, а задавать вопросы эльфам – занятие такое же неблагодарное, как писать вилами по воде или ловить пляшущих солнечных зайчиков.
Уцелели те, кто рискнул уйти в глубь чаролесья и сумел там выжить. Два столетия спустя – для эльфов это не срок – они вернулись, но их было слишком мало, чтобы отвоевывать у Королевства
Против этого мало кто протестовал. Во-первых, их осталась жалкая горстка, и к тому же среди них не было ни одной эльфийки: то ли неведомое заболевание, то ли проклятие, посланное магами светлых эльфов вдогонку вырвавшимся из капкана беглецам, выкосило всех женщин. При таких условиях они не могли считаться жизнеспособной диаспорой, и выбор у них был невелик: или тихо угасать, оставаясь замкнутой малочисленной группой, или перемешаться с людьми. Во-вторых, у них водились деньги. Золотые и серебряные монеты диковинной чеканки, изъятые, вероятно, из затерянных в чаролесье сокровищниц давно сгинувших цивилизаций. Сильварийцы обменивали их на траэмонские дубры и везде были желанными гостями.
Впрочем, некоторые возражали. Говорили, что от эльфов всегда жди какой-нибудь пакости, крупной или мелкой, по обстоятельствам, а если ничего такого до сих пор не произошло – это вдвойне подозрительно и все еще впереди.
Пакость через некоторое время случилась, но интересы людей она не затрагивала. Как, наверное, и следовало ожидать, погиб при странных обстоятельствах владыка светлых эльфов, руководивший истреблением народа Гилаэртиса. Тот признал, что это работа сильварийцев, и своего личного участия не отрицал – еще бы хваленая эльфийская гордость позволила ему остаться в тени! При этом он добавил, что сводить счеты с людьми не собирается, ведь миновало почти двести лет, и тех, кто действовал в этой войне заодно со светлыми эльфами, давно уже нет в живых, и многое за эти годы переменилось.
Насчет перемен он был прав: Королевство Траэмонское и Светлый Роэндол за это время вступили в фазу расхождения интересов – или, выражаясь без политеса, вконец перегрызлись, так что постигшее роэндолскую верхушку несчастье для траэмонской верхушки оказалось даже кстати.
Гилаэртис заверил, что его подданные не будут предпринимать против людей враждебных действий («не считая вынужденной самообороны в случае какой-нибудь частной провокации…»), а в Сильварии они займутся истреблением вредоносной нечисти, которая досаждает жителям окраинных городов и деревень.
Выходило, что население Королевства Траэмонского от соседства темных эльфов кругом в выигрыше: те живут себе в чаролесье, никого не трогают, окрестную территорию от упырей и других оглоедов бесплатно охраняют. Многие завели постоянных любовниц, навещают их от случая к случаю, на хозяйство и на подрастающих детей денег дают не скупясь. Все куда благопристойней, чем у иных людей.
Некоторые скептики упрямо не верили очевидному. Что-то здесь не так. Ну, просто не может быть, чтобы здесь не крылось никакого подвоха!
Подвох обнаружился чуть позже. Лет эдак через двадцать после возвращения темных эльфов. От них ожидали поползновений вернуть территорию или каких-нибудь магических неприятностей вроде мора или засухи, но того, что они затеяли, никто не предвидел.
Прошло еще полтора века. Темных эльфов стало больше. Не настолько больше, чтобы обрел остроту территориальный вопрос, но тем не менее… Они появляются, когда хотят, в человеческих городах, даже в самом Траэмоне, требуют от людей соблюдения условий уговора – теперь уже требуют! Избавиться от них… Многие не возражали бы, но это невозможно. Лезть за ними в чаролесье равносильно самоубийству, а они чувствуют себя там, как дома.