Сильвио Берлускони – Премьер Италии
Шрифт:
Однако сепаратистский дух не выветривается из окраинных районов Италии. И особенно силен он в Альто-Адидже, пограничной зоне с Австрией, бывшем Южном Тироле….
Взрыв национализма и сепаратизма в сентябре 1991 года в Больцано, провинции Альто-Адидже, обеспокоил всю Италию. С заявлениями были вынуждены выступить Президент Итальянской Республики. Что же произошло?
Первый залп произвел сенатор от Южнотирольской народной партии Фердинанд Виллайт. «Сегодня или никогда», – заявил он, призывая немецкое население Альто-Адидже использовать право на самоопределение и отделиться от Италии. Или по крайней мере проголосовать за присоединение к Австрии. Почему сегодня? Сепаратисты предложили использовать «международный фактор» – военные действия в Югославии, выход из состава СССР прибалтийских республик, их срочное признание многими странами Запада, включая США. Расчет был следующим: если многие страны признали Литву, Латвию, Эстонию, то было бы нелогично занять противоположную позицию в отношении Южного Тироля.
Заявление Виллайта застало врасплох даже руководство СВП «Не могу ничего подтвердить и ничего опровергнуть», – заявил председатель партии Роланд Риц. Подобную же позицию занял другой деятель этой партии, председатель провинциальной джунты Больцано.
Виллайт же упорно продолжал настаивать, чтобы позиция партии была бы «определена в ближайшее время». Это ли не «международный аспект» распада Союза ССР, его влияние на Италию? – спрашивал в те дни телекомментатор первого канала гостелевидения Российской Федерации РАН. «Канале-5» выступил против любого сепаратизма в Италии.
– На мой взгляд, раскольнические настроения на севере Италии не похожи на ситуацию в СССР, не могут рассчитывать на успех. У нас нет намерений отделяться от Италии. Это было бы абсурдом, – говорил предприниматель из Больцано Ганс Сальтуари. – Все определяет экономика. Конечно, мы могли бы создать государство типа Лихтенштейн. Но каких результатов мы этим добьемся? Финансовая автономия у нас полная. При этом от государства получаем 250 млрд лир в год. Представлены двумя депутатами в сенате и пятью – в палате депутатов парламента Италии (в соответствии с количеством населения). Наше представительство в парламенте можно было бы увеличить. Но каким будет итальянский парламент в будущем?
В Больцано положение особое. Во всех административных органах все служащие обязаны говорить на двух языках. Из каждых семи служащих – пять немцев, два итальянца. Если строится десять домов, то семь получают немцы, три – итальянцы. Разве правомерно говорить о дискриминации или ущемлении прав немецкого меньшинства в Италии, в Трентино-Альто-Адидже.
Существуют, конечно, и отрицательные явления. Нет университета, недостаточно развита культурная жизнь, театр, кино. Но есть хореографические ансамбли, хотя «по части балета» мы – «ноль». Остается определенная национальная замкнутость. Смешанные браки редки. Если итальянцы женятся на немках, то немцы на итальянках – почти никогда.
Уровень жизни в Альто-Адидже – один из самых высоких в Италии. Если бы было возможно в истории экспериментировать и Тироль обрел бы самостоятельность, то сепаратисты, спустя год-два, первыми запросились бы обратно – в объятия Италии.
Если сепаратистские настроения среди населения были «в моде» еще в 60-х годах, то сейчас они нерациональны. Европа объединяется, и мозги под тирольской шляпой не могут работать в обратном направлении, хотя отдельные отклонения не исключены. Не изжил себя и пангерманизм – объединение немцев, австрийцев, швейцарцев, тирольцев. Но это не идея, а скорее иллюзия. Все помнят 30-е годы: нацизм, аншлюс… Вторая мировая война. Германия теперь другая. Но лучше жить без военно-промышленного «кулака» в центре Европы. Да и смысл современной Антанты теперь другой. Другие Франция, Германия, Англия. Другая и Италия.
О четвертой стороне «черного квадрата» – организованной преступности – мафии, каморре, калабрийской н’дрангетте буквально ежедневно сообщают СМИ, принимают решения муниципалитеты городов, джунты – правительства областей, разные итальянские комиссии. И что же?
Мафия, что в переводе с сицилийского наречия «моя семья», продолжает стрелять. Стрелять по «своим» и «чужим», которых тоже стремится защитить правоохранительный аппарат Сильвио Берлускони.
Что мы знаем о мафии?
Несколько веков назад бедные крестьяне Сицилии, Калабрии и Кампании создали тайные организации, чтобы защищать свои дома, семьи и имущество от произвола местных феодалов, отличавшихся особой жадностью и жестокостью. Противостоять им можно было только с помощью высочайшей организованности, дисциплины и преданности. Если член «семьи» попадался, он был обязан молчать под любыми пытками, иначе его родственников ждало возмездие товарищей. Закон молчания – омерта, на котором несколько столетий держалась сила мафии, стал подвергаться сомнению только в последние годы. В разных местностях южной Италии у мафии были свои вторые имена – на Сицилии – коза ностра («общее дело»), в Неаполе – каморра, в Калабрии – н’дрангетта. Наиболее живучей в историческом плане, как известно, оказалась сицилийская ветвь. Если в сегодняшней Италии официальное отношение к мафии сугубо отрицательно, то в прошлом ее роль оценивалась неоднозначно.
В середине XIX века мафиозные группировки помогли созданию единого итальянского королевства, возникшего после присоединения Сицилии и Неаполя к остальной части страны. Местная аристократия была тогда решительно против объединения. «Если мафия защищала землю и верно то, что мне о ней доложили, то я – сам первый мафиози», – заявил король – объединитель Италии.
В годы Второй мировой войны мафия активно противодействовала фашистскому режиму Муссолини и помогала западным союзникам, высадившимся в 1943 году на южном побережье. Но ее известность так и ограничилась бы пределами отдельно взятого острова и двух прибрежных провинций, если бы не массовая эмиграция жителей бедных европейских стран в Америку в конце XIX века. В новой стране для маленькой, но сильной своей дисциплиной организации открылись невиданные перспективы. Правда, не сразу. Сначала выходцы из Италии довольствовались мелким рэкетом да уличными азартными играми. «Золотой дождь» полился благодаря величайшей глупости, совершенной когда-либо американскими законодателями, – принятию ими в 1929 году «сухого закона».
Удовлетворяя ничуть не уменьшившуюся потребность общества в спиртном, мафиози зарабатывали огромные деньги, а их преступные синдикаты превратились в могущественнейшую силу. Знаменитые гангстеры 20–30-х годов и по сей день известнее и популярнее в обществе, чем политики той поры. Ни об одном периоде американской истории не написано столько книг и не поставлено столько фильмов. Принято считать, что это были кровавые, жестокие, но знаменательные времена. Кто-то острил, что было бы более справедливо на долларовых купюрах вместо изображений президентов Соединенных Штатов поместить портреты Аль Капоне, Фрэнка Нитти, Лаки Лутчано и других мафиози, ставших легендами еще при жизни. Романтизация их образов в кино и литературе, равно как и образов множества вымышленных донов – «благородных» бандитов, в значительной степени обусловлена тем, что среди писателей, голливудских режиссеров и артистов очень много людей, имеющих итальянские, ирландские и еврейские корни. Так получилось, что представители наций, внесших наибольший вклад в мировую культуру, внесли ничуть не меньший вклад и в развитие организованной преступности. И ирландцев, и евреев с итальянцами объединяет высокий уровень национальной и клановой солидарности, позволивший им стать в мафии своими. Другие же этнические группировки называть мафиозными вряд ли было тогда правомерно? В сегодняшней Америке существует масса преступных кланов, выходцев из Азии и Латинской Америки. Силой, организованностью, жестокостью они подчас даже превосходят мафию, но у них нет «исторической базы» «элегантности», присущей «аристократам организованной преступности», «этики семейных отношений». Та «старая добрая» мафия уходит в прошлое, если уже не ушла совсем.
Если раньше сферой деятельности мафиозных кланов были торговля спиртным, контроль над игорным бизнесом и проституцией – занятия не особо почетные, но помогавшие людям получать удовольствие, то сегодня это в основном наркотики, оружие, утилизация радиоактивных и химических отходов, то есть то, что несет обществу только смерть и страдания. Мораль полностью отошла на задний план.
Не случайно непревзойденный знаток мафиозных нравов Марио Пьюзо назвал свой вышедший в 1996 году роман «Последний дон». Джон Готти, глава когда-то могущественной семьи Гамбино, отбывал пожизненное заключение в нью-йоркской тюрьме из-за того, что один из его «солдат» нарушил закон молчания – омерту и дал показания на босса… И после этого остался жив! О времена, о нравы! И в Америке, и на Сицилии сегодня «крестных отцов», чуть что привлекают к суду и дают им длительные сроки. Коза ностры перестали бояться… На смену ей приходит нечто пугающее и неизвестное, имя которому «русская мафия»… Хотя слово «русская» имеет весьма относительное национальное содержание.