Сильвия и Бруно
Шрифт:
— Совсем зачитался, — вынес заключение Профессор. — Наверно, эта глава здорово его увлекла.
Тут он обрушил на спину Другого Профессора целый град тяжеленных ударов, восклицая при этом: «Эй! Эй! Эй!»
— Ни за что не оторвать, когда он желает проникнуть в основу основ! — вынужден был объявить Профессор специально для Бруно.
— Раз он так сладко спит, — заметил Бруно, когда Профессор устал, — значит, он уже проник в... снов.
— Но всё-таки, что нам-то делать? — недоумевал Профессор. — Он же совершенно зарылся в свою книгу!
—
— Правильно! — восхищённо вскричал Профессор. — Так мы и сделаем! — И он проворно захлопнул книгу, прищемив ею нос Другого Профессора.
Другой Профессор мигом вскочил на ноги, схватил свою книгу и отнёс её подальше, в самый конец комнаты, где и поставил на полку рядом с другими книгами.
— Я читаю вот уже восемнадцать часов и три четверти часа, — объявил он, — а теперь собираюсь отдохнуть четырнадцать с половиной минут. Вы уже подготовились к Лекции?
— Почти, — уклончиво отозвался Профессор. — Я хотел просить вас дать мне один совет...
— Как вы говорите, один Банкет?
— Ах, да! Сначала, разумеется, будет Банкет. Люди, как вы понимаете, не способны получать удовольствие от Абстрактной Науки, если они умирают с голоду. К тому же намечается Бал-маскарад. О, нас ждёт масса развлечений!
— А когда Бал закончится? — спросил Другой Профессор.
— На мой взгляд, ему бы лучше закончиться прямо к началу Банкета, чтобы все успели помаленьку собраться, не правда ли?
— Да, это правильная организация дела. Сперва Развлечение, а потом Лечение — ведь воистину любая Лекция, которой вы нас одарите, будет бальзамом для наших душ! — сказал Другой Профессор, который во всё время разговора стоял спиной к нам и был занят тем, что брал с полки книги одну за другой, а затем ставил их на то же место, только вверх ногами. Тут же рядом стоял пюпитр для чтения, на котором была водружена классная доска, и всякий раз как Другой Профессор ставил книгу вверх ногами, он сразу же чертил на этой доске мелом галочку.
— А как насчёт той истории с Поросячьим визгом, которой вы сами так любезно обещали нас порадовать? — продолжал Профессор, в нерешительности скребя подбородок. — Я думаю, Поросячий визг лучше оставить на конец Банкета — тогда люди спокойно смогут выслушать эту историю.
— Пропеть её вам? — спросил Другой Профессор, просияв от удовольствия.
— Если сможете, — осторожно ответил Профессор.
— Попробую, попробую, — сказал Другой Профессор и подсел к пианино. — Чтобы не слишком мудрить, давайте условимся, что песня начинается с ля-бемоля. — И он попытался ударить по соответствующей клавише. — Ля, ля, ля! Думаю, что попал в пределах октавы. — Он вновь ударил по клавише и обратился к Бруно, который стоял ближе всех. — Похоже я пропел эту ноту, мой мальчик?
— Нет, не похоже, — уверенно ответил Бруно. — Вы поёте всё равно как утка крякает.
— Ну да, одна нота часто вызывает подобные ассоциации, — со вздохом сказал Другой Профессор. — Я лучше спою вам начало:
У колонки день и ночку Молодое Порося Всё сидело в одиночку, Громким криком голося. Этот славный Поросёнок Как никто и никогда Был визглив, а также звонок, И сильна его беда.— Как полагаете, Профессор, прозвучит мелодично? — спросил он, закончив второй куплет.
Профессор немного подумал.
— На мой взгляд, — сказал он в конце концов, — некоторые ноты повторяются, другие — нет, но едва ли это можно назвать мелодией.
— Тогда я попробую ещё раз, — сказал Другой Профессор и принялся там и сям нажимать на клавиши. При этом он жужжал себе под нос, словно рассерженная муха.
— А вам понравилось его пение? — спросил Профессор детей, понизив голос.
— Не то, чтобы красивое, — поколебавшись, ответила Сильвия.
— Крайне прегадкое, — сказал Бруно ничуть не колеблясь.
— Все крайности плохи, — очень серьёзно сказал Профессор. — Взять, к примеру, Трезвость: это очень хорошая вещь, если только предаваться ей умеренно: но если Трезвость доходит до крайности, получается один вред.
«Какой ещё вред?» — возник у меня в голове вопрос, но Бруно, как обычно, задал его за меня:
— А какой от Трезвости получается бред?
— А вот какой, — сказал Профессор. — Когда человек пьян (это, как ты понимаешь, одна крайность) он видит вместо одной вещи две. Но когда он крайне трезв (это будет другая крайность), то вместо двух вещей он видит одну. И то и другое положительно неудобно.
— А что значит «жительно неудобно»? — осмелился спросить Бруно.
— Это значит «неудобно для жизни», — поспешил влезть в разговор Другой Профессор. — Разницу между удобным и неудобным лучше всего показать на примере. Нужно только придумать какое-нибудь Стихотворение, в котором встречались бы эти слова... Сейчас подумаю...
Тут Профессор не на шутку встревожился, даже схватился за голову.
— Если только позволить ему начать читать Стихотворение, — прошептал он Сильвии, — он ни за что не закончит! Никогда!
— А разве он уже начинал читать Стихотворение и не заканчивал его? — спросила Сильвия.
— Целых три раза, — ответил Профессор.
Бруно встал на цыпочки, чтобы дотянуться губами до Сильвиного уха.
— А что стало с теми тремя Стихотворениями? — спросил он. — Он всё ещё читает их?