Сильвия и Бруно
Шрифт:
— Что ж, тогда я ещё кое-что тебе скажу, — ответил Артур, немного смягчившись, ибо успешно всучил мне прописанный ужин. — А то я уж решил, что сегодня тебе не до этого.
Мы приступили к нашей ночной трапезе почти в полной тишине — заметно было, что моим другом овладело необычное смущение.
— Какова сегодня ночь? — спросил он, вставая и раздвигая занавески на окнах в очевидном желании хоть на минуту отвлечься от предмета своих дум. Я тоже подошёл к окну, и мы постояли вместе, молчаливо вглядываясь в ночную темень.
— Когда я в первый раз заговорил с тобой о... — начал Артур после долгого и гнетущего молчания, — то бишь, когда мы с тобой впервые завели о ней речь — ведь, насколько я помню, разговор начал ты — моё положение в обществе не позволяло
— Но будет ли такой шаг мудрым? — спросил я. — Навсегда лишить себя надежды?
— Не было никакой надежды, — строго ответил Артур и взглянул вверх, в полночное небо, на котором среди бегущих облаков сверкала во всём своём великолепии одинокая звезда, роскошная Вега [41] .
— Она была для меня как эта звезда — яркая, прекрасная и чистая, но увы, недосягаемая!
Он вновь сдвинул занавески, и мы вернулись к нашим креслам у камина.
— Вот что я намеревался тебе сказать, — продолжил он. — Этим утром я разговаривал с моим поверенным. Не буду вдаваться в подробности, но суть в том, что моё мирское богатство гораздо значительнее, чем я предполагал, и я сделался (или скоро сделаюсь) женихом, который не входя в расчёты может предложить руку любой достойной девушке, даже если она бесприданница. А я и не рассчитываю, что за ней что-либо дадут: граф, как мне кажется, беден. Но у меня будет достаточное для нас двоих состояние, даже если я потеряю здоровье.
41
Звезда под названием Вега появляется здесь неслучайно. Всё лето, с поздней весны по осень, Вега является ярчайшей звездой северного неба. Она находится в созвездии Лиры (согласно греческим мифам, это лира Орфея, которая была перенесена на небо Музами как вечное напоминание об Орфеевой любви и верности), но для нас интересно то, что древние бритты называли это созвездие Артуровой Арфой.
— Желаю тебе всяческого счастья в твоей семейной жизни! — воскликнул я. — Поговоришь завтра с графом?
— Нет, не так скоро, — сказал Артур. — Он очень хорошо ко мне относится, но я не смею думать, чтобы он предполагал нечто свыше дружбы. И потом, что касается самой леди Мюриел, то, как я ни пытался, не смог прочесть в её глазах ничего относительно чувств ко мне. Если это любовь, она успешно её скрывает! Нет, нужно подождать, подождать!
Не хотелось мне и дальше обременять друга своими советами, тем более что его рассуждения, как я чувствовал, были гораздо трезвей и вдумчивей, чем мои собственные; мы расстались, отложив разговор о предмете, которым были полны его мысли, сама его жизнь.
А на следующее утро пришло письмо от моего собственного поверенного; оно призывало меня в Лондон по важному делу.
ГЛАВА XIV. Фея Сильвия
Дело, ради которого я вернулся в Лондон, удерживало меня там целый месяц, да и по прошествии этого срока один лишь настоятельный совет моего врача вынудил меня оставить его незавершённым и ещё раз нанести визит в Эльфстон.
В течение этого месяца Артур писал мне один или два раза, но ни в одном из своих писем не упомянул он о леди Мюриел. Я вовсе не считал это плохим предзнаменованием: наоборот, мне казалось естественным, что влюблённый, чем громче его сердце поёт: «Она моя!» — тем большее будет испытывать отвращение от одной мысли о том, чтобы разложить своё счастье холодными фразами по листу бумаги, но зато он с нетерпением ждёт случая поведать обо всём живыми словами. «Ничего, — думал я, — мне ещё предстоит услышать песнь торжества из его собственных уст!»
Тем вечером, когда я вновь объявился у Артура, мы много говорили о том и о сём, но, усталый с дороги, я не стал засиживаться, и к тому времени, как я отправился в постель, счастливая тайна всё ещё оставалась невысказанной. Однако на следующее утро, когда мы болтали за завтраком обо всём остальном, я отважился задать вопрос напрямую.
— Вот что, друг мой, ты ещё ни слова не сказал мне о леди Мюриел; и вообще, когда ты собираешься вступить во владение своим счастьем?
— Моё счастье, — сказал Артур, неожиданно помрачнев, — всё ещё в туманном будущем. Нам нужно узнать... вернее, ей нужно узнать меня получше. Мне-то известна её прекрасная натура, совершенно известна. Но я не решаюсь высказаться, пока не уверюсь окончательно, что она отвечает мне взаимностью.
— Ожидание затягивается, — весело отозвался я. — Пословица говорит: робкому сердцу не завоевать прекрасной дамы!
— Может, у меня и впрямь «робкое сердце». Только я всё ещё не отважился объясниться с ней.
— А вдруг нежданно-негаданно, — не отставал я, — возникнет опасность, о которой ты, верно, даже не подумал. Какой-нибудь другой мужчина...
— Нет, — твёрдо сказал Артур. — Сердце её свободно, в этом я уверен. Впрочем, если она полюбит кого-то более достойного, что ж... Не собираюсь мешать её счастью. Моя тайна умрёт со мной. И всё же она моя первая — и моя единственная любовь.
— Это, конечно, прекрасное чувство, — возразил я, — но я не вижу в нём смысла. Да и не похоже на тебя.
«Видать, судьба того страшит, Заслуг недостаёт, Кто бросить жребий не спешит И ринуться вперёд» [42] .— Не могу заставить себя спросить, есть ли у неё кто, — с болью в голосе отвечал он. — Положительный ответ разобьёт мне сердце!
— Но разумно ли оставаться в неведении? Нельзя же губить свою жизнь из страха перед «если»!
42
Маркиз Монтроз — знаменитый генерал роялисткой армии эпохи революционных войн и поэт тоже, хорошо известный читателю по роману Вальтера Скотта «Легенда о Монтрозе». Рассказчик цитирует хрестоматийное стихотворение Монтроза «Моя бесценная и единственная любовь», написанное в 1642 г.
— Говорю тебе, я не в силах!
— Тогда не мог бы я сам выяснить для тебя этот предмет? — спросил я с прямодушием старого друга.
— Что ты! — не на шутку испугался он. — Умоляю, не говори им ни слова. Лучше подождём.
— Как хочешь, — отозвался я, понимая, что не стоит пока продолжать этот разговор. «Но сегодня после обеда, — сказал я себе, — нужно будет навестить графа. Возможно, я и без прямых расспросов увижу, что за этим стоит!»
День выдался очень жарким — слишком жарким для прогулки или какого-либо иной деятельности, — зато будь иначе, не случилось бы ни одного из тех событий, которые ожидали меня впереди.
Начну с того, мой милый Малыш, читающий эти строки! что мне всегда хотелось знать, почему это Феи полагают, будто им непременно следует учить нас хорошим манерам и отчитывать нас, когда мы поступаем не так, как от нас требуют, а вот мы никогда их ничему не учим и никогда не отчитываем? Ты ведь не хочешь сказать, что Феи никогда не бывают жадными или эгоистичными, или нечестными? Конечно, бывают! Так не думаешь ли ты, что частенько стоило бы задавать им небольшой урок, а порой и трёпку?
Я и в самом деле не вижу причины, почему не попробовать, и я почти уверен, что если поймать какую-нибудь Фею, поставить её в угол и денёк-другой не давать ей есть ничего кроме хлеба и воды, то её характер непременно улучшится — во всяком случае, у неё поубавится чванства.