Симбиоз
Шрифт:
В кармане загудел виброзвонком телефон. Ага, это как раз тот, кого я жду.
— Привет, Василий. Ты где?
— Привет, Олег. Стою перед воротами резиденции, в которую тебя доставили.
Сообщаю ему номер апартаментов и тут же слышу звонок домофона. Подойдя к двери, вижу на встроенном в стену экране Суровцева, топчущегося перед кованными воротами, и черный БМВ за его спиной. Нажимаю на кнопку открытия ворот и, когда Василий заезжает во двор, нажимаю на нее вторично, чтобы ворота закрылись. Домофон пиликает вторично. На этот раз вижу Василия стоящим перед дверью в подъезд. И еще через пару минут, после звонка в дверь, снова наблюдаю его
— Не хило вы, буржуи, живете, — пожимая руку и оглядываясь по сторонам, констатирует сыщик.
— А то, — отвечаю, думая, что бы он сказал, увидев тот парк, в котором я сегодня побывал, и пруд с рыбками. — Вступай в "Партию Большинства", и ты так жить будешь.
— Ага. Была уже однажды одна партия большевиков. Тоже райскую жизнь обещала.
Василий, так же, как и я полчаса назад, побродил по комнатам и, увидев широченный двухдверный холодильник, по хозяйски углубился в его изучение.
— Так, что тут у нас? Ага, пивко. А к пивку что? Это чо такое? Я такого не знаю. А вот сыр "косичку" уважаю. А в морозилке? Ого! Какие крупные креветки! Щас сварим. Держи.
Я принимаю и откладываю на стол все, что подает Суровцев. Мда. Неужели мы все это съедим?
Съели…В первом часу ночи закончилось пиво, а то бы съели еще.
Суровцеву я решил позвонить еще в тот вечер, в "Доме Охотника". Вкратце обрисовал ситуацию, не вдаваясь в подробности, и Василий попросил подождать недельку, пока он закончит какое-то срочное дело. После разговора с ним я, также ссылаясь на срочные дела, сообщил Катерине, что смогу быть в столице только через неделю. Она не возражала. Накануне отъезда Василий заехал ко мне и расспросил обо всем подробнее. Естественно, он не был посвящен в подробности о мистических сущностях, которые используют людские тела как оболочки для собственного физического воплощения, иначе просто вызвал бы санитаров.
Я сказал ему, что Катерина, ставшая во главе "Партии Большинства", принуждает меня к сотрудничеству, угрожая благополучием близких мне людей.
— Старик, — удивился тогда Василий. — Я тебя не узнаю. Ты же решал свои проблемы весьма конкретными радикальными методами. Или дело в твоих прошлых отношениях к Катерине? Но тогда чем могу помочь я?
— Нет, мои прошлые отношения с ней здесь ни при чем, — я помолчал, пытаясь подобрать правильные слова. — За Катериной стоит реальная сила. Такая сила, которая запросто может перемолоть и меня, и всех, кто будет находиться рядо. Я хочу, чтобы ты имел это в виду, прежде чем подписаться на помощь.
— А я хочу, чтобы ты имел в виду, что перед тобой сидит опер. Понимаешь? Тот прежний опер, Васька Суровцев. А потому пугать меня опасностями — лишь раззадоривать. Понял? А если понял, то говори, что делать.
— Если бы я знал, что делать, то сделал бы сам. Потому и обратился к оперу, бо не знаю, что делать.
Мы тогда проговорили до полуночи. Василий периодически звонил то своим подчиненным, то каким-то приятелям в столицу, отдавал распоряжения, консультировался, узнавал, может ли рассчитывать на помощь. В конце концов, мы договорились с ним об условных эсэмэсках и завалились спать. В пять утра я разбудил Василия, и он укатил в столицу.
На следующий день Суровцев встретил мой самолет и вел меня от аэропорта до штаба, а потом от штаба до дома, в котором мне была выделена сиротская квартирка. Далее, шелуша креветки и прихлебывая пиво, он поведал мне все, что ему и его помощнику удалось выяснить о деятельности "Партии Большинства". То, что эта партия проправительственная, ни для кого секретом не было. А вот то, что она активно копает под столичного мэра, мало кому известно.
— Они, конечно, все одним миром мазаны, эти политики, — говорит Василий. — Но методы, которыми эти твои большевики ведут борьбу, мне претят. Лить столько грязи, причем высосанной из пальца… А эта шумиха, устроенная ими на международном уровне, вокруг того, что Луноликий запретил проведение в столице гей-парада. С их подачи вся передовая зарубежная пресса негодует по поводу гомофобии Луноликого. В европейских столицах гомосеки устраивают акции протеста у наших посольств. Нет, ты видел в новостях, что там творится?
— Я как-то вообще не слежу за политикой, — пожимаю плечами. — А за жизнью сексменьшинств — тем более. И, если честно, не понимаю, как связаны гомофобия и геи?
— Что значит, как связаны? Гомофобы — это те, кто не приемлет гомосексуализм, — поясняет Василий.
— Погоди, давай разберемся, — наполняю бокалы пивом. — Что в буквальном переводе означает гомофобия?
— Что?
— Человеконенавистничество, так? Гомо и фобия. Или, может, я не прав, и слово гомо переводится как педераст?
— Так это что получается, — Василий ставит кружку на стол с такой силой, что из нее выплескивается часть пива. — Кто не гомосек, тот не человек?
— Получается, что кто-то очень хочет всем это внушить. По крайней мере, слово "гомофобия" для всех уже имеет определенное значение. Ну, да пошли они куда подальше! — возмущаюсь я. — Давай по делу.
— По делу могу пока мало что сообщить. Я здесь всего сутки. Пока ясно только то, что Луноликого пытаются опустить по полной. В Интернет выплескивается куча всякой дезы про его пьянство, распутство, взяточничество и тому подобное. Но ни Катерина, ни кто другой в качестве претендента на место главы столицы на сцену пока не выходит. Возможно, хотят сперва подготовить почву.
— Ну а народ как реагирует на все это?
— Ха, Олег, я, конечно, как уже говорил, занимаюсь этим всего сутки, но уже обратил внимание на абсолютно нулевую реакцию народа. Ты понимаешь, наш народ настолько привык к правителям-самодурам, что воспринимает все эти слухи как нечто вполне естественное, даже не задумываясь об их достоверности. Народ просто ловит "ха-ха", оставляя в инете комментарии типа "мужик жжет".
— Да, после президента-алкоголика, наш народ трудно чем-то удивить, — соглашаюсь я. — Ну а сам как реагирует?
— Ничего об этом узнать не удалось. Такое ощущение, будто никак не реагирует.
— Ладно, посмотрим, в какую игру попытаются втянуть меня.
На следующий день Василий пропал. Утром он уехал, пообещав появиться с отчетом к вечеру. Вечером не появился, на мои звонки не отвечал.
В восемь часов за мной приехала машина. Теперь я специально обратил внимание на верхние этажи здания, в котором разместился партийный штаб. Зрение, повинуясь моему неосознанному желанию, перестроилось, и я увидел сквозь тонированные стекла кроны деревьев. Снова на входе встретил Руслан. На этот раз он лишь кивнул и пригласил следовать за ним. Я хотел было сказать ему какую-нить гадость, но решил не превращать это в традицию и сдержался. Мы вновь поднялись в парк, где меня ждала Катерина. Сегодня она не кормила рыбок, а сидела на лавочке, вертя в пальцах кленовый листочек.