Симфония любви
Шрифт:
— Ободок — платина. Камень — голубой бриллиант. Довольно редкий…
— Беру, — даже не раздумывая говорю и протягиваю консультанту карту. Он еще долго оформляет какие-то бумажки, гарантию и кучу другой документации, подтверждающей подлинность камня. А у меня в груди зреет какое-то необъяснимое чувство. Словно надвигается какой-то пи…ц, хотя никаких предпосылок не было. Наконец, забираю документы и заветную коробочку с кольцом, еду домой. Окрыленный своим счастьем не сразу обращаю внимание на чужую машину у ворот. Номера не знакомы, и я, припарковавшись рядом, вхожу во двор. А навстречу ко мне выбегает зареванная
44. Маша
За последнюю неделю мы с Макаровым еще больше сблизились. Он такой внимательный, чуткий и неравнодушный, что в него невозможно не влюбиться. С Марьяшей же мы великолепно проводим время. Она очень любознательная девочка, милый и добрый ребенок. Дима с утра, как обычно уехал на работу, а меня будит Марьяна. Голова болит так, словно я заболела. Но такого быть не может, ведь на дворе лето… Какие болезни?!
Но к обеду мне становится только хуже.
Стараюсь не напугать и не расстраивать Марьяшу, спрашиваю у повара, где лежит аптечка, и выпиваю сразу две таблетки обезболивающего. И вроде бы становится легче, но не до конца.
— Пойдемте, Мария Сергеевна. Ольга Кузьминична приготовила рагу с мясом. Это оооочень вкусно!
Марьяна тянет меня за руку к лестнице. И когда мы уже почти спустились, хлопает входная дверь, и в холл плавно входит женщина. Красивая боюнетка, губы — уточкой, туфли на шпильке, ярко-синий летний костюм. Она расплывается в улыбке, приседает перед Марьяной и с наигранным страданием восклицает:
— Маряна, детка, как же я по тебе соскучилась! Обнимешь маму?
Что? Маму? Марьяна же почти с рождения без мамы… Но размышления мои прирываются.
— Вы же няня Марьяны? В ваших услугах мы больше не нуждаемся. Я вернулась, и теперь дочкой буду заниматься самостоятельно, — она встает и смотрит прямо мне в глаза. Она высокая по сравнению со мной. Стою на первой ступеньке, а она на полу, и она даже так кажется выше.
— Дмитрий Романович ничего не говорил, — мямлю я, чувствуя, как Марьяна сжимает мою ладонь обеими ручками.
— Мария Сергеевна, я не знаю эту тетю, — растерянно шепчет Марьяна, и на меня наваливается такой неподъемный груз, что словно плечи сейчас сломаются.
— Ты говоришь глупости, дочка…
— Мария Сергеевна… — в глазах Марьяны слезы.
— Мой муж сейчас очень занят на работе, и дал мне инструкции. Я оплачу вам за все дни, и еще премию за то, что так славно справлялись со своей работой. Но попрошу вас сразу собрать вещи и уехать, у нас на вечер планы, — расплывается в улыбке жена Макарова. А я борюсь с желанием осесть прямо на ступеньки.
На шум из кухни выходит Ольга Кузьминична, но я совершенно не слышу разговора. Гул в ушах нарастает, и я, воспользовавшись моментом, когда Марьяна выпустит мою руку из захвата, почти бегу наверх.
Вещей у меня с собой немного, и все умещается в спортивную сумку, с которой я сюда и приехала. Решаю позвонить Макарову, но телефон его вне зоны доступа.
Как же больно, господи… Обида и боль, смешавшись, разносятся по телу, как кровь по венам. Вот так, Машка… Вот так. Он отряхнулся и пошел дальше. Как ты и боялась. А ты словно умерла…
Внизу шум, Ольга Кузьминична пытается успокоить ревущую Марьяну, которая, увидев меня, срывается и оьнимает меня за бедра.
— Не уходите, — всхлипывает малышка. — Пппожжжалуйста. Папа не мог… Давайте позвоним
Сажусь перед ней на колени, расцеловываю соленые от слез щеки, силясь не разреветься точно так же.
— Не расстраивайся, милая. Мы с тобой обязательно увидимся в гимназии. Уже совсем скоро. Не успеешь и глазом моргнуть, как наступит учебный год…
— Маш, это какая-то ошибка. Не может Дима вот так… — врывается в шум голос повара.
— Рада была с вами познакомиться, Ольга Кузьминична. Марьяшка, — обнимаю ее и тихонько на ушко шепчу. — Будь умницей, малышка. Слушайся папу. Я тебя очень люблю, и буду ждать на наших уроках по живописи. Ты же не передумала стать знаменитым художником?
Она лишь мотает головой, отчего косички задорно подскакивают.
Встаю с колен и, не оглядываясь, иду на выход. Вызывать такси сразу не решаюсь. Нужно пройтись и немного успокоиться. Так иду с сумкой на плече квартала три, потом все же вызываю машину. Навстречу проносится машина Макарова, и я снова плачу. Вон как, спешит домой… А мне так больно, что хочется выть. Но я подожду до дома. Там наплачусь вдоволь…
В стрессовых ситуациях мой мозг обычно отключается, но тут я словно сгруппировалась. Сидеть в квартирке нет ни сил, ни желания, и я звоню Аленке. Напроситься в гости к подруге — самое первое, что приходит в голову. Она ничего не расспрашивает, лишь уточняет, сухое или полусладкое. Но мне хочется чего покрепче, и Аленка прощается, обещая, что сделает все в лучшем виде.
Скидываю в сумку самое необходимое, вызываю такси и еду на вокзал. Как раз вовремя приезжаю, так как через несколько минут отправляется электричка по нужному направлению. Место не у окна, но мне все равно. В салоне поезда прохладно, и я накидываю ветровку на плечи, на голову капюшон, закрываю глаза и, привалившись к подголовнику затылком, проваливаюсь в тягучий, тревожный сон.
Аленка встречает меня вместе с Милкой. Их привез Армен, Милкин парень. Но подруга отправляет его домой сразу, как мы приезжаем к Аленке домой. Говорить совсем не хочется, и девчонки не наседают. Аленка суетится по кухне, а Милка подливает нам в коньяк кока-колу. Глубокая ночь, но город не спит. Под окнами проносятся машины, в окнах соседних домов все еще горит свет. Я отключила телефон сразу, как приехала на квартиру, сообщив девчонкам лишь что приеду сегодня. И с вокзала сбросила сообщением время прибытия.
За ту короткую минуту, что телефон был включен, повалили сообщения о пропущенных звонках. Но я не позволила себе даже открыть и прочитать, от кого. Может, конечно, по-детски это все. Но мне невыносимо сейчас было бы услышать его голос…
45. Маша
Мои дни проходят почти в затворничестве. Я вру маме, я не договариваю девчонкам. Я сменила номер телефона, чтобы отсечь из жизни Макарова хотя бы на время. Когда придет время возвращаться на работу — буду решать. А сейчас я хочу медленно истлевать в своей боли, и чтобы меня никто не трогал. Я похудела на три килограмма, потому что почти не ем. Просто не хочется. Пью горький чай без сахара или воду. Получаю ежедневный нагоняй от Алены, но даже кусок бутерброда проглотить не могу. Горло словно сковано спазмом. Я больше молчу, чем говорю. Девчонки все так же не в курсе моего настроения. Догадываются, конечно, но не расспрашивают — знают, что сама расскажу, как время придет.