Симфония времени и медные трубы
Шрифт:
Симфония времени и медные трубы
Глава 1
Субботний вечер 21 июня 1941 года спустился в маленький город спокойным, несущим нежную прохладу облаком. Воздух был насыщен ароматом цветов, которыми были щедро украшены и проспекты, и улицы старинного русского города. К центральному входу парка культуры и отдыха шли отдыхающие. Шли семьями, дружными
У входа в парк ярко расцвеченные плакаты с указателями извещали входящих о местах, где и какие их ждут развлечения, и группы расходились по разным тропинкам, выбрав себе наиболее привлекательные маршруты.
Немало людей шло и на широкую аллею, украшенную разноцветными фонариками, с указателем «Симфонические концерты». В потоке людей были слышны фразы, присущие заядлым любителям, слышались критические замечания по поводу тех или иных произведений, концертных программ, мелодических достоинств отдельных композиторов.
– На прошлой неделе, вы помните, как они исполнили Штрауса?!
– Ах! Какая лёгкость! Виртуозно!
Было очевидно, что это постоянные посетители концертов, знатоки, меломаны. Многие посматривали на свои часы, уточняя время, оставшееся до начала концерта.
Часть парка, отведённая под симфонические концерты, была отменно хороша. В густой, тенистой зелени была устроена просторная, удобная сцена, ярко освещённая множеством электроламп. Подсветка шла по всей ширине эстрады, дугообразно, в несколько рядов. А перед эстрадой стояло много рядов удобных скамеек со спинками, подлокотниками, сидеть на которых было приятно. Потолок заменял свод ветвей от деревьев, окружающих «симфонический уголок». В двух словах – уютно и празднично!
Обмениваясь приветствиями, замечаниями по поводу предстоящего концерта, слушатели неторопливо рассаживались по местам, изучая программки концерта, заботливо разложенные на спинках сидений.
Тем временем на эстраду начали выходить и музыканты и, как это извечно принято в симфонических оркестрах, усевшись на места, стали подстраивать свои инструменты. «Разыгрываться». Раздались назойливые звуки квинт настраиваемых скрипок, как звенящий ручеёк пробился лёгкий пассаж флейты-пикколо, короткую, почему-то сердитую фразу прогнусил фагот…
Но вот раздался звонок, и на эстраду вышел конферансье.
Зал притих.
В тишине раздались слова ведущего, объявившего программу. Раздались дружные аплодисменты, и к своему месту прошёл дирижёр.
Он был достаточно высокого роста, скорее полный, чем худощавый, с приветливыми мягкими чертами лица. Уважительно поклонившись слушателям, он повернулся к оркестру, поднял руки – и звуки Пятой симфонии Чайковского заполнили симфонический уголок.
Стоит ли в тысячный раз описывать словами Пятую симфонию? Да и кто её не знает?!
Нужно сказать только то, что в этот вечер она звучала особенно ярко и впечатляюще! То ли этому содействовал изумительный вечерний воздух, напоённый ароматом берёз и ночных цветов, то ли это было потому, что тени от листвы создавали небывалые кружевные узоры на траве, но успех симфонии был очень большим! Несколько раз вызывали дирижёра, столько же раз он поднимал и своих музыкантов, относя аплодисменты к заслугам оркестра и великолепию исполненной ими музыки.
С таким же успехом прошло и второе отделение концерта, в котором молодой виолончелист, приезжий гастролёр, блестяще сыграл «Вариации на тему рококо», и завершилось выступление превосходным исполнением «Итальянского каприччио».
Только после долгих аплодисментов эстрада опустела, свет был выключен, и слушатели начали расходиться. Выходили не спеша, обмениваясь впечатлениями. Слышались и такие слова:
– Ах, жаль, что Егоров уезжает! Ведь сегодня, хоть и не официально, а он выступал в последний раз…
– Да! Это и впрямь очень жаль. Кто-то будет вместо него?! Сумеет ли новый дирижёр заставить слушателей увлекаться симфонической музыкой?!
А в это время в артистическом фойе, расположенном позади эстрады, дирижёр Егоров, ещё не остывший от возбуждения, ещё взволнованный концертом, стоял окружённый тесной толпой музыкантов и говорил с ними:
– Что же, товарищи! Всем вам, от мала до велика, я благодарен! Вы здорово помогали мне, поддерживали меня! Так вот, не поминайте меня лихом! А свет не так уж беспределен, ещё и встретимся когда-нибудь, и я, честное слово, буду рад этой встрече.
– Так, значит, маэстро, слухи были верными? Значит, действительно вы приняли назначение художественным руководителем филармонии в К**? – спросил один из музыкантов.
– Да. Обстоятельства сложились так, что отказаться от этого назначения я не мог. Да. До отъезда в К** есть два-три дня, и мы ещё встретимся и побеседуем…
У выхода из симфонического уголка Егорова ждала его жена. Нежно взявшись под руку, они пошли к выходу.
Парк уже пустел, слышались только бодрые звуки духового оркестра, игравшего танцевальную музыку где-то в дальнем уголке парка.
Такси у ворот не было, на трамвае ехать не хотелось, и Егоровы, с молчаливого взаимного согласия, решили идти домой пешком. Квартира их была далеко, в другом районе города. Нужно было пройти через весь центр, мимо старинного Кремля, через мост, ведущий в заречье, расположенное на другом берегу мелководной речушки, которую всё же пламенно любили горожане. Путь был не близок, но ночь была так хороша и тепла, так блестели белоснежные стены и золотые купола древнего Кремля, помнящего ещё Ивана Болотникова, так пели соловьи в кремлёвском саду, что было бы обидным не воспользоваться всей этой прелестью.
– Что же, Егорушка, попрощался со своим оркестром? – нарушила молчание жена.
– Зачем же? Ведь поедем-то мы через два-три дня. Ещё надо побывать в филармонии. Там всех увижу перед отъездом и попрощаюсь…
– Жалеешь?! Привык ведь к оркестру! А вдруг там другой оркестр хуже, вдруг люди не такие хорошие, дружные, как здесь?
– С тобой, Марусенька, мне везде хорошо. а насчёт людей… Когда сюда ехали, то никого мы с тобой здесь не знали… Какие здесь люди, как они работать будут?! А оказалось всё хорошо. Давай надеяться, что и в К** будет всё хорошо! Вот скажи, что завтра делать со сборами? В чём помочь тебе?