Симптомы любви
Шрифт:
– Не бойся, у меня там физкультурная форма, – успокоил ее Сопыгин, обнажая спортивные шорты. – Дуй в кабинет труда за иголкой и нитками. Зашьешь штаны, помогу вам с уборкой. Иначе даже не надейтесь.
Катька не спорила, она метнулась из зала, а я остался один на один с Сопыгиным, чьи голые ноги напоминали музейные колонны.
– К-как к-контрольная по химии? – заикнулся я, желая завязать непринужденную беседу.
Сопыгин отмахнулся, давая понять, что все уроки на сегодня в прошлом, и он готов целиком посвятить себя физическим нагрузкам вплоть до последнего звонка. Плюхнувшись на мат, Сопыгин достал из сумки невероятной толщины бутерброд и, распахнув пасть, принялся с аппетитом завтракать. Вскоре вернулась Катька и стала послушно вонзать иглу в штаны, судя по размеру, они были куплены в магазине «Три толстяка».
– Трудись, – поддерживал ее Сопыгин. – Из тебя выйдет хорошая жена.
Катька поморщилась.
– Бьюсь об заклад, ты и готовить умеешь, – продолжал Сопыгин, уминая второй бутерброд. – Маме по выходным помогаешь пирожки печь…
Фирсова с подозрением глянула на Сопыгина, точно засомневалась, уж не подглядывал ли он за ее личной жизнью.
– Чем я по выходным занимаюсь и какой буду женой, тебя не касается, – процедила сквозь зубы.
Я следил за ними с одним желанием: потихоньку смотаться из зала, пока они заняты этой милой беседой. И с каждой фразой тихо делал шаг к двери, чтобы незаметно прошмыгнуть на лестницу.
– Да ладно тебе, – дружелюбно продолжал Сопыгин. – А то бывают некоторые девчонки, мнят о себе невесть что, а штаны штопать не умеют…
Взгляд Сопыгина помутнел, он не донес бутерброд до рта, замолчал. И я почему-то тоже застыл на месте, словно мне было дело до того, что думает этот верзила о девчонках.
– Ингу знаете? – спросил вдруг Сопыгин.
Я так и врос в пол, навострил уши.
– Это та недомерная, которую все время к директору таскают за поведение? – оживилась Катька.
Мне прямо захотелось поскрести иглой ей между лопатками.
– Точно! – снова сосредоточился Сопыгин, но бутерброд отложил. – Ничего из себя не представляет, а строит королеву. Ей мечтать нужно о таком парне, как я…
– Что, отшила? – Катька завязывала узелок на нитке.
– Кого? Меня? – Сопыгин изобразил недоумение. – Да я на такую и смотреть не стану. Ее и не разглядишь без лупы. Это же ходячая инфузория в туфельках!
– Инфузория туфелька, – зачем-то поправил я.
Сопыгин уставился в мою сторону и спросил, сощурив глаза:
– Ты что-то промямлил? Имеешь мнение по теме?
Я не знаю, что на меня нашло. Мнения об одноклеточных, расхожего с наукой, я не имел, да и обсуждать биологию с Сопыгиным желания не было. Тут у нас не собрание кружка естественных наук, а уборка зала. С чего меня понесло, до сих пор не пойму. И почему не смылся из зала до того момента, как Сопыгин заговорил об Инге. Тогда я полностью потерял ощущение реальности, а вместе с ним – инстинкт самосохранения.
– Инга нормальная девчонка, – тихо, но уверенно сказал я. – А если у кого-то плохо со зрением, очки надо носить.
– Не понял, – Сопыгин даже встал от удивления. – Что ты там бормочешь?
– Со слухом тоже проблемы? – я пытался говорить громче, но почему-то из глотки лез фальцет.
Сопыгин уже надвигался на меня, колонны ног отмеряли семимильные шаги.
– Бориска не то имел в виду, – вмешалась вдруг Фирсова. – Уверена, он не хотел тебя задеть, просто не научился нормально выражать свою мысль. Прогульщик, троечник, понимаешь?..
– Не ври! Что имею в виду, то и выражаю! – взбесился я и решил поддеть Катьку. – А ты сама недавно у Эры Филимоновны тройку за сочинение по Тургеневу схватила. Тоже не умеешь мысли выражать или просто тебе «Первая любовь» незнакома?
– Все мне знакомо, – вспыхнула Катька, которая не могла позволить себе быть в чем-то несведущей. – Просто у Тургенева выдумка одна, это мне не близко…
– Сама выдумываешь! Тебе просто любовь не близка.
Что тогда произошло с Фирсовой, я и теперь не понимаю. Она вдруг кинулась на меня, точно разъяренная медведица, и полоснула лапой по щеке. Я кожей почувствовал, как вздуваются царапины.
– Эй! Вы чего? Сдурели? – ошалел от происходящего Сопыгин.
Он совершенно забыл, что еще недавно сам пер на меня, мечтая о расправе. Промолчи я хоть сейчас, отделался бы легкими царапинами от Катькиных когтей. Но нет, что-то перевернулось во мне, будто повернулся ключ, и открылась дверь в комнату, которая была мне совершенно незнакома.
– А ты! – я задрал голову, чтобы заглянуть в лицо Сопыгину. – Что-то имеешь против Инги?
Сопыгин снова опешил.
– Защищать ее вздумал? Смешно. – Он криво усмехнулся. – Инга много о себе понимает. Задается. Сбить бы с нее спесь…
– А с тебя ничего сбить не надо? – я буквально лез головой в пасть льву.
– Нарываешься? – Сопыгин приставил к моему носу кулак, он пах колбасой.
– Просто не гони на Ингу, – продолжал внюхиваться в кулак я. – И замнем.
Тут Сопыгин искренне расхохотался.
– Погоди, не дошло, ты мне угрожаешь? Я буду говорить, что захочу про кого захочу, понял? – тут он вдруг распахнул свой кулак и схватился пятерней за воротник моей рубашки, приподнимая его вверх. – И ты повторяй за мной: «Инга инфузория».
– Отстань! – я начал приподниматься вверх, вслед за воротником. – Отпусти!
Но Сопыгина будто заело, как старую пластинку, он все талдычил про инфузорию. Я не выдержал, каким-то образом извернулся прямо у него в ручищах и схватился за шорты Сопыгина.
– Сейчас спущу! – хрипел я.
Что было потом, я уже не помню. Кулак прошелся мне по скуле, я тоже вовсю размахивал руками и ногами, периодически попадая во что-то мягкое, но упругое, точно мат. Где-то, как сирена, завывала Фирсова. Потом мне послышался голос Аллы Олеговны, но он тонул в шумном дыхании Сопыгина, который выдувал носом какой-то трубный звук. И вот чьи-то ручищи потащили меня в сторону, я все еще брыкался. Сопыгин был теперь на расстоянии, его держали два громилы, меня – еще один парень. Видимо, это подоспели помощники для уборки зала.