Симулятор. Задача: выжить
Шрифт:
Я вспомнила слово. Агония.
Ржавая жидкость впитывалась в трещины. Ветер нес ароматы хвои и морских водорослей. Слева от траншеи потихоньку наметились очертания проселочной дороги.
Муслим что-то кричал издалека, он забрел на противоположный край воронки, но мы не слышали. К голосам вернулся прежний тембр, исчезла раскатистость, глухое рокотание, уже ставшее таким привычным. Теперь приходилось кричать, чтобы пересилить шум дождя.
— ... Скорее! Потонем тут...
— Он дело говорит! — Жан Сергеевич задрал голову и отплевывался, точно морж. — Валить
Как будто реагируя на его слова, со стороны озера долетел громкий скрежет. Теперь я знаю, с каким звуком в Антарктике откалываются льдины. Вертикальная «этажерка», в которую превратилась вода Белого, неторопливо разваливалась на части. Окаменевшие ледяные глыбы рушились вниз, высыпались на берег, на их матовых, изломанных поверхностях заиграли первые капли...
— Ща как накроет! Двигаем!
За следующие полчаса мы одолели не больше трехсот метров. Катины волшебные способности по строительству автобанов не действовали в старом добром материальном мире. Ребята тащили кресло, передавали девочку с рук на руки. Дед тоже ковылял не ахти, несколько раз срывался с мокрых поваленных стволов. Я разбила в кровь костяшки пальцев и колени. Вдобавок ко всему сволочной Симулятор уволок и сожрал не только траву, но и верхний слой почвы; падать и даже просто идти было больно, несмотря...
Ой, мамочки, сказать страшно. Несмотря на когти и длинные пальцы, которые не на шутку разболелись.
Видимо, выключилась та сила, что делала их длинными и сильными.
Кое-где стояли обломанные пни, стояли на корнях, прямо у нас над головами, потому что двухметровый слой почвы вымело. Я проходила под корнями, как внутри детских беседок, и думала, а что же тогда внизу, под землей...
Оказалось, Зиновий тоже думал, и Дед думал. Известно, у кого мысли сходятся. Зинка сказал, что зря мы уходим, потому что дожди все сгладят, что надо не уходить, а наоборот, искать вход в пещеру...
— Щас тыкву раскрою, — дружелюбно пообещал ему Жан. — Тебе охота, вот и торчи тут...
Зиновий, впрочем, Жана не испугался, поскакал к Лексею Александрычу, излагать новую теорию про подземный космодром...
Белкин покрутил пальцем у виска: мол, Зинка крейзанулся окончательно. А мне, честно говоря, было наплевать, сколько там космодромов, я думала, как же показаться людям с такой спиной и с такой рожей.
Смешно, ведь час назад я вообще не была уверена, что выживем.
Пока лезли сквозь бревна, я кое-как себя ощупала. Кажется, спина превратилась в сплошной панцирь, но на бока и на живот не перекинулось. Говорить было тяжело, рот сполз вниз. Мне казалось, что шире стало расстояние от носа до верхней губы. А может быть, только с перепугу так казалось.
Но совершенно точно, я видела краешки собственных ушей. Вот вам и пословица, придется теперь новые пословицы сочинять...
Честно, я видела уши, видела все, что творится за спиной, только рыжие патлы грязные мешали. Мы все стали, как зайцы, которые видят позади. Если бы не мужики, если бы одна себя в зеркало увидала — точно упала
Но Эличка не орала и в истерику не впадала.
Потому что кифоз пропал, и нога совсем выровнялась. И видела я не хуже олимпийского чемпиона по стрельбе. Красавица, да и только...
Теперь все это пройдет, пройдет, пройдет...
Бред полнейший, надо было радоваться, кататься надо было от счастья, что вернем себе человечий облик, а меня почему-то это не радовало. Уродку не может радовать возвращение тыквы и крыс в ливреях...
Вдруг стало тихо, совсем тихо, как бывает перед грозой.
— Чтоб я сдох... — прохрипел Жан, указывая пальцем назад.
«Этажерочное» озеро закряхтело и осыпалось разом, выплюнув навстречу тучам миллиарды каменных брызг. Поднялось цунами высотой с трехэтажный дом. Однако к тому времени, когда посадочные площадки окончательно рухнули, мы очутились на относительно безопасном расстоянии.
Скажу сразу — озеро все равно плеснуло и залило нас почти по пояс, но к тому времени нам стало наплевать.
В смысле — наплевать на воду. Мы на ходу выжимали рубашки и майки.
Потом бурелом измельчал, а Муслим опять нашел дорогу. Точнее, щебенку нашел, которая под дорогой раньше была.
— Стойте, — проснулся Николай. — Так нельзя идти, в таком виде, давайте вернемся в поселок...
— Он прав. Если там менты или военные, нас примут за чертей, пристрелят еще...
— Лучше попробуем в Каннельярви...
— Нет, мы туда не пойдем, — перебил Дед, и парни осеклись. — В поселке делать нечего, вы это знаете...
— Нет больше поселка, — поддакнул Зинка.
— Мы пойдем в Поляны, там поищем еду и лекарства. — В голосе Деда снова зазвенели стальные струны.
Когда он так говорил, никто не смел ослушаться. Жан Сергеевич надул было щеки, но Муслим и Зинка уже стояли рядом со своим вожаком.
— Но... Алексей Александрович, мы же победили, все кончилось... — сделал последнюю попытку Белкин.
Белкин еще не закончил фразу, а я уже слышала мысленный ответ Деда.
— Нас никто не тронет, и вы это прекрасно знаете. Нас никто не тронет, если мы будем держаться вшестером, вместе! Гораздо важнее другое... — Дед полез за пазуху, развернул тряпку и показал нам всем.
Она походила на полузвезду синевато-стального цвета. Матрица стимулятора, исчадие космического ада, источник земных кошмаров.
— Вы не хотите... выкинуть? — икнул Коля. Он даже руки спрятал за спину, как будто от случайного прикосновения к матрице мог заразиться оспой.
Мне тоже совсем не улыбалось ее близость. Полузвезда источала слабое сияние, невидимое в привычном человеку световом спектре. Она излучала сразу в нескольких диапазонах, одновременно вела прием и передачу.
Передачу и прием...
— Ты поняла, Эля? — шепотом спросил Дед.
— Нет, — простонала я. — Не может быть...
— Мы же ее выключили, — вторил Муслим. Он тоже чувствовал волны.