Симулятор. Задача: выжить

Все началось с отрезанных рук.

Девчонка пишет и пишет, хотя все равно мы скоро подохнем, и ее рваные записульки просто некому будет читать. Но приклеилась, как банный лист, и я сказал: шут с вами! Коли так приспичило, я расскажу, как все началось.

Нет, не с рук... Сначала были утки и совы.

Птицы мне ни фига не понравились.

—

Мы высунулись наружу. Хлопая крыльями, орава пернатых сосредоточенно перла в одном направлении, на юго-запад, их словно догоняли вихри грозового фронта. Медная тарелка солнца барахталась на самом краю серой перины. С железной крыши гаража испарялись последние росинки ночного дождя. Простыни на балконах ближайшей «хрущевки» свисали Уныло, как флаги капитулянтов. Ветер где-то заблудился еще накануне.

— От дождя разлетаются? — сочинил остроту сержант.

Затем здание райотдела тряхнуло, и дважды мигнул свет.

— Второй раз за сегодня! — подтвердил лейтенант Карпыч. — Только раньше птиц не было! Ты глянь, маму вашу, что творится!

Я вглядывался в тусклую синеву. Ни одна из крылатых не присела передохнуть на ветку или на забор, они промчались над поселком, оставляя на крышах и асфальте белые ляпы помета. Последними кое-как поспешали несколько неуклюжих пузатых созданий с черно-синим оперением. Редкая охотничья дичь.

— Глухари?! — изумился Гоблин. — Сколько тут живу, впервые вижу над городом!

Я ему не ответил. Прислушивался к тому, что творилось на ферме. Там одновременно взвыли коровы, другого слова было не подобрать.

— Что это за стоны? — Карпыч растерянно поглядел на меня поверх очков.

Он начал психовать, потому что был старший по званию и по должности. Этим воскресным утром Карпыч планировал выспаться среди своих любимых сканвордов. Утро выдалось клевое. Не Ташкент, но ослепительно-голубое, в самый раз для выходного.

Карпыч ждал от меня умного объяснения, потому что для него коровы — что-то вроде индийских черепах, он даже толком не знает, с какой стороны они молоко дают. Я медлил с ответом. Если вдуматься, коров милиция успокаивать не обязана. Лейтенант сидел в кресле дежурного, сержант — на подоконнике, оба наблюдали, что творится за окном.

Там все было в полном воскресном порядке. Старикан поливал сонный газон перед облезшей пятиэтажкой. Двое подростков, бросив мопед, пялились в небо, совсем как мы недавно. В застоявшемся тополином пуху разгуливали мамки с карапузами. У нас маленький поселок, и по утрам в воскресенье ничего гадкого не случается. Иногда перепьются в субботу, иногда дерутся на танцах, одни и те же. Совсем нечасто заезжие гастролеры взламывают ларьки на трассе. До Петербурга полтора часа езды, но у нас тут тихо.

Было тихо. До сегодняшнего утра.

После толчка мне на ноги посыпались кусочки льда из открытой морозилки. Я как раз пытался запихнуть туда бутыль минералки.

У Карпыча по столу поехал пульт от телевизора и свалился ему между ног. Тонко зазвенели стекла на окнах, покатилась крышка чайника, и залаяли собаки.

— Снова рвануло где-то? — деловито предположил Гоблин. — Может, полигон новый открыли?

Он застрял в дверях с поднятыми вверх руками, как хирург в операционной. Только оперировал он запасную коробку нашего многострадального "козлика", и клешни его до локтя покрывали разводы трансмиссионного масла.

Гоблином мы кличем водилу Лешу за прикольно торчащие уши и сорок пятый размер обуви. Сержант как-то вычитал в книге, что гоблинам положены здоровущие ступни. Комар вообще не в меру много портит глаза тупыми книжками про драконов, но у каждого своя фишка. Он придумал называть Лешу Гоблином, а меня — Нильсом, за то что я научил, как вытравить из подвала райотдела крыс. Но это отдельная песня.

— Это не взрыв, зуб даю! — усомнился сержант, но как-то сразу погрустнел.

У него нюх на всякое дерьмо, как у спаниеля на лис. Четко заранее знает, когда припрется начальство Или оружие придется применять.

— Похоже на землетрясение, — глубокомысленно изрек Карпыч, подбирая с пола карандаши.

Птицы кончились. Я глядел на планирующие с неба перья. Скрипели пустые качели; через дорогу по диагонали пробежало крысиное семейство. Параллельно с крысами, не обращая на врагов никакого внимания, трусили две домашние откормленные кошки. На шее одной из них позвякивал бубенчик. В доме напротив распахнулась балконная дверь, выглянули две тетки, приставили ко лбам ладони козырьком.

Наверное, слушали голосящих фермерских коров.

У меня возникло неуютное чувство, будто я что-то упускаю. Так бывает, когда приезжаешь на драку, и до тебя пытаются докричаться несколько человек одновременно, а еще орет музыка.

— Или в карьере гранит взрывают? — выдвинул новую теорию дежурный.

Ответить лейтенанту никто не успел, потому что зазвонил телефон. Звонок в десять ноль три утра воскресенья мог означать что угодно — от тупого вопроса, когда будет открыт паспортный стол, до сообщения о серийном грабеже.

В райотдел редко звонят, чтобы порадовать. Карпыч снял трубку и почти сразу замахал нам:

— Подъем, на выезд...

Я застегнул ремень и потянулся к оружию. Стало обидно, что не успел охладить минералку. Про странную тряску уже не вспоминалось. Над огородами кучерявились грозовые тучи, солнце грузно плескалось в восходящих выхлопах бензина. По шоссе, по направлению к Питеру, смолили первые отгулявшие дачники. В нашем «обезьяннике» было пусто, в такой жаре даже алкаши не буянили. Гоблин вышел во двор и, обжигая ладони о раскаленный капот, засуетился возле машины.

Карпыч прокричал в трубку нечто невразумительное, затем положил ее и уставился на нас с таким изумленным видом, словно мы принесли ему букет цветов: