Символ Веры
Шрифт:
– Вы думаете?
– серьезно спросил Гильермо.
Торрес сделал движение, словно выхватив из воздуха мошку, шевельнул пальцами, сжатыми щепотью, дунул. Леону показалось, что в воздухе расплылось нечто, похожее на пепельного мотылька.
– Надо же, залетает даже сюда, несмотря на ветер, - с кажущейся рассеянностью сказал Капитан.
– «Угольный подвал» никогда не спит и никогда не останавливается. Что ж, возвращаясь к нашим делам...
Он вновь обернулся к фюреру и доминиканцу.
– Вы еще сможете увидеть totus malum universi, все зло мира. Я не стану вам помогать, это было бы излишне и несвоевременно. Но и препятствовать не буду. Завтра можете отправляться куда хотите.
– Мы можем воспользоваться вашей связью?
– для порядка спросил Хольг.
– Нет. Я и без того оказываю вам милость. Не стоит пытаться проверить границы моего терпения.
– Господин Тор... товарищ Торрес, - Гильермо встал, путаясь в шинели.
– Что?
– теперь, когда решение было принято, мысли Капитана переключались на другие заботы, и командир стремительно терял интерес к «гостям».
– Спасибо.
Капитан внимательно посмотрел на высокого худого человека, чье изможденное лицо покрывали синяки и мелкие порезы.
– Пожалуйста. Если выживете, Гильермо, я буду считать, что вы мне обязаны.
– Если выживу, я буду вашим должником, - с абсолютной серьезностью ответил доминиканец.
* * *
Визенштадт, особенно старый город, производил странное впечатление - на европейцев. Дома классического колониального стиля, гасиенды, патио, испанская речь - всё то, с чем ассоциируются Карибы - и немецкие названия на каждом шагу. Все это неимоверно контрастировало, заставляя морщиться и плакать особо чувствительных лингвистов. «Бьенвэнидо а Визенштадт» - гласил на выходе из порта огромный плакат, что возвышался над таможенным пунктом. Немного ниже лаконичная табличка извещала, что гостей острова встречает «эль перфекто де ла адуана гауптманн Каррильо».
Вышеозначенное касалось именно гостей - иммигрантам предстояло общаться с обычными таможенниками, просто сочащимися презрением ко всему миру. Республика Грюнзее была одним из очень немногих позднеколониальных государств, которые более-менее процветали. Разумеется, не так, как Державы, но общий уровень жизни, насколько мог судить некий господин, сошедший на берег с европейским паспортом, вполне соответствовал какой-нибудь Дании, Венгрии или Соединённым Штатам. Для остальных же Кариб республика должна была казаться просто раем на земле. И таможенники это отлично знали.
Сеньор гауптманн Каррильо встречал гостей исключительно с целью развеять скуку. И удовлетворить своё любопытство - как и все испанцы, он обожал поговорить. Надо сказать, сегодня у гауптманна выдался богатый улов. Для четверых богатых мексиканских коммерсантов сеньор оказался необычайно полезен, поскольку хорошо знал остров и столицу. Всего за каких-то сорок минут дружеской беседы он рассказал им о достойных отелях и перечне предоставляемых в них услуг, посоветовал казино, три ресторана, магазин сигар, где их скручивают сразу при заказчике «прямо на бедре юной непорочной девушки», а также уточнил репутацию нескольких торговых агентов. И лишь когда мексиканцы вышли, он обратился к следующему в очереди европейскому гостю - для того, чтобы, привычно исказив фамилию, сообщить, что «сегодня в четыре часа сеньора Робера Эльбова ждут на Виа де Цаубрай, четырнадцать». Не обратив внимания на попытку поправить фамилию, господин Каррильо предложил вызвать такси до гостиницы - ведь сеньор Эльбов (да какая разница?) не знает города. Впрочем, гауптманн был весьма вежлив и, пока подчинённые искали
К четырем часам, когда полуденная жара уже несколько спала, у дома четырнадцать по Виа де Цаубрай остановился вполне приличный таксомотор. Вышедший из него господин Эльбьёф бегло, но внимательно огляделся и шагнул в открытые настежь двери под вывеской «Cantina de tres ojales».
Несмотря на отталкивающее для цивилизованного европейца название, в «Таверне трёх ушей» было довольно чисто и опрятно, а запахи скорее пробуждали аппетит, нежели вызывали рвотные позывы. Гость вполне мог бы представить себя в небольшом ресторанчике провинциального городка где-нибудь между Лионом и Вальядолидом, если бы не три высохших человеческих уха в застеклённом ящике, прибитом на самом видном месте. Большая полированная медная табличка под ящиком уточняла, что эти органы были отрезаны у трёх испанских офицеров, не подчинившихся приказу короля о передаче острова в прусское владение.
Господин поморщился. Он с рождения был католиком, но святое католичество, принесенное отважными миссионерами в эти края, превращалось из чистого родника веры в какие-то странные, временами пугающие культы, по сравнению с которыми обряды русских католиков казались столь же родными, сколь и обычаи прихожан Вечного города. Взять тот же культ смерти на севере Мексики...
– Сеньор Эльбов?
В паспорте гостя значилось Эльбьёф, но гость Визенштадта уже был осведомлен о тщетности попыток обучить испаноязычных карибцев правильному произношению. Он молча кивнул, признавая правоту официанта, и позволил тому проводить гостя через зал к кабинетам. За тяжёлыми бархатными занавесками и дубовой дверью его встретил накрытый стол, собеседник лет сорока в тропической тройке луизианского покроя и характерное шипение специального электродинамика. Последнее, в сочетании с бархатом обстановки, превращало человеческую речь в неразборчивое (и незаписываемое, что еще более важно) бормотание уже через пару шагов от столика.
Над столом висела большая фотография содержимого стеклянного ящика. Местный странный фетиш, судя по всему.
– Дорогой Робер, Вы явно не знаток кастильских пяти минут, - луизианец в тройке достал из кармана часы и положил их на стол.
– Присаживайтесь, местная кухня весьма неплоха, даже для республиканцев.
– Кастильские пять минут?
– тот, кого назвали Робером, повесил на вешалку шляпу и сел напротив гостеприимного хозяина.
– Обычай. В Кастилии, да и других провинциях Испании - кроме страны басков - гости всегда приходят на полчаса позже назначенного времени. Это даёт хозяевам время исправить непредвиденные случайности или оплошности кухарки. Заходя же, гости всегда извиняются за опоздание, на что следует ответ, что пять минут - это же сущая мелочь, ничего страшного. Но вот если прийти минута в минуту... Разумеется, вам не скажут ни слова. Но скорее всего, в этот дом вас больше не пригласят. Репутация педанта - несмываемое пятно среди идальго, знаете ли.
– Мы не на Иберике, - дипломатично подсказал Робер Эльбьёф.
– Да, друг мой, это бывшая прусская колония, но население по-прежнему говорит на языке Сервантеса и де Веги. Однако на самом деле мои спутники сняли соседние кабинеты, начиная с четверти пятого, дабы наше уединение было полным.
Человек в «тройке» постучал ногтем по стеклу часов, указывая, что стрелка застыла на четырех часах.
– Поэтому следующие минут десять-пятнадцать мы вполне можем посвятить плотским удовольствиям. Не впадая в грех чревоугодия, разумеется.