Символическая жизнь (сборник)
Шрифт:
Мне хотелось, чтобы исцеление исходило из личности самого пациента, а не путем моих внушений, которые могли иметь лишь преходящее значение. Я стремился защитить и сохранить достоинство и свободу своих пациентов, чтобы они могли жить в соответствии с собственными желаниями.
Я не был согласен с Фрейдом, считавшим, что исключительно важная роль принадлежит сексу. Несомненно, секс играет значительную роль среди мотивов, определяющих поведение человека, но во многих случаях этот мотив менее важен, чем голод, стремление к власти, амбиции, фанатизм, зависть, жажда мести или же религиозный дух и всепоглощающий творческий импульс.
После этого эпизода с Фрейдом я впервые понял, что, прежде чем строить общие теории о человеке и его душе, мы должны больше узнать о реальном человеческом устройстве, с которым имеем дело. Индивид – это единственная реальность. Чем дальше мы уходим от него к
4. Проблема типов при интерпретации сновидений
Во всех прочих областях науки законно применение гипноза к безличным объектам. В психологии, однако, мы неизбежно сталкиваемся с живыми отношениями между индивидуумами, ни один из которых не может быть лишен своего личностного начала или как угодно деперсонализирован. Аналитик и пациент могут договориться обсуждать избранную проблему в безличной и объективной манере; но, стоит им включиться в дело, их личности тотчас же выходят на сцену. И здесь всякий дальнейший прогресс возможен лишь в том случае, если достижимо взаимное согласие. Возможно ли объективное суждение о конечном результате? Только если произойдет сравнение наших выводов со стандартами, принятыми в социальной среде, к которой принадлежат сами индивиды. Но даже и тогда мы должны принимать во внимание психическую уравновешенность (или здоровье) этих индивидов. Это не означает, что окончательным результатом должна быть полная коллективизация индивида, так как это было бы самым неестественным условием. Здоровое и нормальное общество таково, что в нем люди очень редко соглашаются друг с другом; общее согласие вообще довольно редкий случай за пределами инстинктивных человеческих качеств. Несогласованность функций служит двигателем общественной жизни, но не это ее цель: согласие в равной степени важно. Поскольку психология в основном зависит от баланса оппозиций, то никакое суждение не может быть сочтено окончательным, пока не принята во внимание его обратимость. Причина подобного факта заключена в том, что нет точки отсчета для суждения о том, что есть психика за рамками самой психологии. Все, что мы можем вообразить, заключено в психическом состоянии, то есть в состоянии сознательного представления.
Добиться выхода из этого положения – всеобщая и труднейшая задача физических наук.
Несмотря на то, что единственная реальность заключена в индивиде, некоторые обобщения необходимы, чтобы помочь разъяснить и классифицировать эмпирический материал, который собирается психологом при изучении многих индивидов. Очевидно, невозможно сформулировать какую-либо психологическую теорию или обучить ей, описывая большое количество отдельных случаев без какой-либо попытки увидеть, что они имеют общего и в чем различны. В основу могут быть положены любые общие характеристики. Можно, например, довольно просто различать экстравертов и интровертов. Нет необходимости в специальном объяснении этих терминов, поскольку они сделались общераспространенными в массовом речевом обиходе.
Это только одно из многих обобщений, из которых можно производить выбор, но оно вполне подходит для нашей цели в том смысле, что мы ищем описание метода или подхода к пониманию сновидений, как главных источников естественных символов. Как я уже сказал, процесс толкования заключается в столкновении двух разумов – аналитика и анализанда, а не в применении заранее сложившейся теории. Разум аналитика характеризуется рядом индивидуальных особенностей, число которых может быть таким же, как и у анализанда. Эти особенности несут на себе печать предубежденности, предвзятости. Недопустимо считать, что аналитик является суперменом лишь потому, что он доктор и владеет теорией и соответствующей техникой. Он может только воображать себя таковым, если полагает, что его теория и техника являются истиной в последней инстанции, способной охватить все психическое целиком. Но так как подобное предположение более чем сомнительно, то в действительности аналитик «суперменом» себя и не считает. Соответственно его будут одолевать тайные сомнения в принятии подобной установки, если он станет противопоставлять человеческой целостности анализанда свою теорию и технику (которые являются не более чем гипотезами) вместо своего чисто человеческого отношения. Только последнее представляет эквивалент личности его анализанда. Психологический опыт и знание есть не более чем профессиональные преимущества со стороны аналитика, которые не оставляют его в безопасности вне поля его деятельности. Он проверяется на «прочность» точно так же, как и анализанд.
Поскольку для систематического анализа снов необходима конфронтация двух индивидов, многое будет зависеть от сходства или различия установок аналитика. Если оба относятся к одному и тому же типу личности, то существует возможность длительного, благополучного, совместного плавания. Однако если один из них экстраверт, а другой – интроверт, то их противоположные установки могут привести к столкновению, особенно в том случае, если они не осознают, к какому типу относятся, или же считают, что их тип – единственно правильный. Такая ошибка вполне вероятна, поскольку то, что ценно для одного, лишено ценности в глазах другого. Один будет придерживаться взглядов большинства, а другой будет отвергать их именно по этой причине. Например, Фрейд рассматривал интровертный тип личности как болезненную погруженность в себя. Однако интроспекция и самопознание могут играть и весьма важную роль.
Экстраверсия и интроверсия – всего лишь одно из многих различий в человеческом поведении. Но именно оно довольно часто узнаваемо и очевидно. Изучая индивидов-экстравертов, например, довольно скоро можно обнаружить, что они во многих отношениях отличаются друг от друга, и экстравертность оказывается слишком поверхностной и общей характеристикой. Вот почему уже давно я пытаюсь найти некоторые другие основные характеристики, которые могли бы служить целям упорядочения явно безграничных колебаний человеческой индивидуальности.
Меня всегда поражал тот факт, что существует удивительно много людей, которые не стремятся размышлять, если этого можно избежать, хотя они отнюдь не глупы, и столь же значительное число тех, кто постоянно держит свой разум «в работе», но действует при этом поразительно глупым образом. Столь же удивительным для меня было обнаружить, что многие образованные и мыслящие люди живут так, словно они не научились пользоваться своими органами чувств (насколько это можно заметить). Они не замечают вещей перед своими глазами, не слышат слов, звучащих у них в ушах, не замечают предметов, которые трогают или пробуют на вкус. Некоторые живут, не замечая, не осознавая своего собственного тела. Есть и другие, которые, казалось бы, живут в странном режиме своего сознания, будто состояние, в котором они сегодня оказались, было окончательным, постоянным, без какой-либо возможности перемен. Словно мир и психика статичны и остаются такими вечно. Они, казалось бы, избегали любого вида воображения и всецело зависели от непосредственного восприятия. В их мире отсутствовал случай или возможность чего-нибудь, и в «сегодня» не было ни частицы «завтра». Будущее оказывалось простым повторением прошлого.
То, что я пытаюсь передать читателю, – это тот первый эскиз впечатлений, которые я получил в своих наблюдениях за встречавшимися мне людьми. Скоро, однако, мне стало ясно, что те люди, которые предпочитают «работать головой», относятся к числу мыслящих, использующих свои интеллектуальные способности, для адаптации к людям и обстоятельствам. Но не менее интеллигентными оказались и те люди, которые не думали, а отыскивали и находили свой путь с помощью чувств. «Чувство» – это слово, которое нуждается в некотором пояснении. К примеру, кто-то говорит о чувстве, имея в виду «переживание» (соответствует французскому «сентимент»). Но его также можно использовать и для выражения мнения; к примеру, сообщение из Белого Дома может начинаться: «Президент чувствует…». Это слово может использоваться и для выражения интуиции: «У меня такое чувство, что…».
Когда я использую слово «чувство» в противовес слову «мысль», то имею в виду суждение о ценности, например, приятно или неприятно, хорошо или плохо и т. д. Чувство, согласно этому определению, не является эмоцией (последнее, следуя этимологии английского слова e-motion, означающего движение, непроизвольно). Чувство, как я это понимаю, так же как и мышление, – рациональная (т. е. управляющая) функция, в то время как интуиция есть иррациональная (т. е. воспринимающая) функция. В той степени, в какой интуиция есть «предчувствие», она не является результатом намеренного действия, это скорее непроизвольное событие, зависящее от различных внутренних и внешних обстоятельств, но не акт суждения. Интуиция более сходна с ощущением, являющимся также иррациональным событием постольку, поскольку оно существенно зависит от объективного стимула, который обязан своим существованием физическим, а не умственным причинам.