Символы распада
Шрифт:
— Правильно, — решительно поддержал его министр обороны, — сейчас многие страны сдерживает отсутствие у них ракетного потенциала. А если будет доказана принципиальная возможность создания подобной ядерной мини-бомбы, то контроль за вооружениями будет невозможен. Этого делать нельзя.
Манюков испуганно молчал. Он не ожидал подобной нервной реакции министров. Президент согласно наклонил голову.
— Правильно, — сказал он, — не нужно пока сообщать всему миру о наших проблемах. Как ваша комиссия? Они уже закончили свою работу? — спросил
— Нет, — сразу поднялся тот, — они еще работают. Сегодня ночью к ним вылетел еще один эксперт. Он бывший аналитик ООН, и мы рассчитываем на его помощь.
— Хорошо, — кивнул Президент, — но учтите, что у вас мало времени. Я отложил свой отпуск и остаюсь в Москве до тех пор, пока не будут улажены все проблемы. Мы обязательно должны решить их самостоятельно. Почему вы не можете найти своего военнослужащего? — строго посмотрел он на министра обороны. — Если он дезертир, то его всегда можно найти. Куда он мог сбежать?
— Мы его найдем, — решительно ответил министр.
— Сколько времени вам нужно? Министр обороны посмотрел на остальных, нерешительно вздохнул и попросил:
— Три дня.
— Хорошо. Три дня, — согласился Президент. — А вам сколько нужно? — обратился он к директору ФСБ. — За два месяца ничего не смогли сделать, даже не узнали, что у вас под носом произошло хищение, — пробормотал он раздраженно.
— Мы делаем все, что можем.
— Сколько вам нужно, чтобы решить ваши проблемы? — повысил голос Президент.
И директор понял, что он обязан назвать срок. Все замерли. Все молча ждали, когда он назовет какую-нибудь цифру. Любая цифра была нереальной, это понимали все. И все сознавали, что он должен что-то сказать. Он не имеет права молчать.
— Десять дней, — наконец выдавил директор, — нам нужно десять дней.
Президент, тоже понявший, что любой срок будет нереален, уже пожалел о своем вопросе. Но он был задан, и срок назван.
— Хорошо, — вздохнул Президент, — пусть будет десять дней.
Поселок Чогунаш. 10 августа
Он прилетел в Чогунаш вечером девятого августа. Особенности перелета с запада на восток таковы, что ко времени, проведенному в полете, нужно прибавлять и реально прошедшее время. Ведь Земля вращается. В результате, вылетев в ночь с восьмого на девятое и сделав три пересадки, Дронго прилетел в Чогунаш девятого вечером.
Он не любил самолетов. Более того, он даже боялся этих ревущих громадин, которые, по его мнению, вопреки всяким законам притяжения взлетали в небо, преодолевая тысячи километров. Умом он понимал, как это происходит, но все равно не очень любил летать в самолетах. Однако приходилось каждый раз садиться в разные типы летательных аппаратов и снова и снова подниматься в воздух.
Несмотря на тяжелый перелет, он не отправился спать, а решил поговорить с офицерами, проводившими расследование в Центре. Генерал Земсков, узнавший о прибытии непонятного штатского эксперта с неясно очерченным кругом полномочий,
Они действительно были очень заняты. Предстояла проверка двадцати четырех человек, один из которых — руководитель лаборатории, где работали погибшие сотрудники, — вызывал наиболее пристальный интерес Левитина. Несмотря на возражения полковника Машкова, он отстранил от работы Шарифова и весь день обстоятельно допрашивал его, призвав на помощь прокурора.
Именно поэтому получилось так, что Дронго сидел в столовой в двенадцатом часу вечера и ужинал в гордом одиночестве, когда туда вошел полковник Машков.
— Добрый вечер, — сказал он, с некоторым любопытством взглянув на Дронго.
— Здравствуйте, — Дронго продолжал есть.
— Можно присесть? — спросил, улыбаясь, полковник.
— Садитесь, — кивнул Дронго, — кажется, ваше руководство не очень склонно встречаться со мной. Вы, по-моему, как и я, не абориген.
— С чего вы взяли? — заинтересовался Машков.
— Когда вы входили, то открыли дверь и осмотрелись, как обычно делает человек, не знающий, работает ли в столь поздний час столовая. Кажется, у вас тоже много работы.
— Верно, — рассмеялся его собеседник и представился: — Полковник Машков. А вы можете не называть себя. Я уже знаю, что к нам в Центр прилетел Дронго. Так, кажется, вас называют по всему миру. К тому же вас трудно не узнать.
У Дронго была мощная фигура, широкий разворот плеч, высокий рост, и он больше походил на профессионального спортсмена, чем на аналитика. Лишь высокий выпуклый лоб свидетельствовал о том, что он занимается интеллектуальным трудом.
— Спасибо. Вы давно в Центре?
— Нет. Несколько дней.
— Тихо тут, — кивнул за окно Дронго.
— Да, — согласился Машков, — хотя, несмотря на ночь, сейчас вовсю идет работа.
— А как сотрудники добираются до поселка?
— Туда ходят автобусы каждые два часа. Хотя с двух ночи до шести утра перерыв, — пояснил Машков.
— Ясно. Это вы первым обнаружили пропажу?
— Верно. Откуда вы знаете?
Подошедшая официантка спросила, будет ли Машков ужинать, и, записав заказ, удалилась на кухню.
— Читал досье. Мне его дали только в вертолете, который летел в Центр, хотя обещали дать еще в самолете. Но самолет был рейсовый, и они, наверно, просто опасались за свои секреты, хотя двое офицеров с документами летели со мной. Впрочем, их можно понять. Этот маразм излишней секретности так до сих пор и не изжит.