Символы священной науки
Шрифт:
Мы только что видели, что в определенном смысле можно рассматривать сердце и мозг как два полюса, т. е. как два взаимодополняющих элемента. Эта точка зрения дополнительности и в самом деле соответствует определенному порядку, определенному уровню реальности, если можно так выразиться. Она даже является менее внешней и менее поверхностной, чем точка зрения чистой и простой оппозиции, которая, однако, также охватывает часть истины, но лишь тогда, когда мы остаемся на уровне самых непосредственных видимостей. С принятием дополнительности оппозиция уже оказывается примиренной и разрешенной, по крайней мере, до определенной степени, поскольку два ее члена в некотором роде уравновешивают друг друга. Однако и эта точка зрения все еще недостаточна уже в силу того, что она, несмотря ни на что, сохраняет дуальность. Сказать, что в человеке есть два полюса или два центра, между которыми, в зависимости от случая, может существовать антагонизм или гармония, будет верно, когда мы рассматриваем его в некоем определенном состоянии; но не есть ли это состояние "децентрированности и разъединенности", как таковое характерное для человека падшего, а стало быть, отделенного от своего изначального центра, как мы напоминали выше? Именно в момент падения Адам становится "знающим добро и зло" (Бытие, 3, 22), т. е. начинает рассматривать все вещи в аспекте дуальности: двойственная природа "Древа Познания" открывается ему тогда, когда он оказывается выброшенным за пределы пространства изначального единства, которому соответствует "Древо Жизни". [817]
817
См.
Как бы то ни было, несомненно, что если дуальность существует в бытии, то это лишь с точки зрения случайной и относительной; если же встать на другую, более глубокую и более сущностную точку зрения или если рассматривать бытие в соответствующем ему состоянии, то единство этого бытия должно быть восстановлено. [818] И тогда соотношение двух элементов, которые вначале представали как противоположные, становится другим. Это соотношение уже не корреляции или координации, но субординации. Два члена этого соотношения и в самом деле более не могут быть размещаемы на одном и том же плане, как если они были в некотором роде равнозначны, напротив, один зависит от другого, имея в нем свое первоначало. И таков именно случай, соответственно, мозга и сердца.
818
Можно вспомнить здесь присловье схоластиков: "Esse et unum convertuntur".
Чтобы сделать это более понятным, мы обратимся к уже описанной нами символике, [819] согласно которой сердце уподобляется солнцу, а мозг — луне. Но солнце и луна, или, скорее, космические принципы, олицетворяемые этими двумя светилами, часто изображаются как взаимодополняющие, и они и в самом деле являются таковыми с определенной точки зрения; тогда между ними устанавливается род параллелизма или симметрии, примеры которого легко было бы найти во всех традициях. Так, герметизм делает солнце и луну (или их алхимические эквиваленты, золото и серебро) образами двух начал, активного и пассивного, или, иначе говоря, мужского и женского, которые являются двумя членами подлинной взаимодополнительности. [820] Впрочем, если, как это вполне закономерно, рассматривать внешнюю сторону явлений нашего мира, то солнце и луна действительно имеют роли сравнимые и симметричные, будучи, согласно библейскому выражению, "двумя светилами великими: светило большое для управления днем и светило меньшее для управления ночью" {Бытие, 1: 16). А некоторые дальневосточные языки (китайский, анамитский, малайский) обозначают их понятиями, которые равным образом симметричны, имея смысл "око дня" и "око ночи". Однако, если проникнуть за видимость, уже невозможно будет отстаивать это подобие равенства, потому что солнце само по себе является источником света, тогда как луна лишь отражает свет, получаемый ею от солнца. [821] Лунный свет, в действительности, является лишь отражением солнечного света; можно было бы сказать, следовательно, что луна, как «светило», существует лишь благодаря солнцу.
819
См. гл. Сердце лучистое и сердце пылающее.
820
Впрочем, нужно заметить, что в некотором отношении каждый из двух членов в свой черед может поляризоваться на начало активное и пассивное, откуда изображения солнца и луны в качестве андрогинов. Так, Янус, в одном из своих аспектов, есть Лунус — Луна, как мы уже отмечали ранее. Можно понять, посредством аналогичных рассуждений, что центробежная и центростремительная силы, с определенной точки зрения, соотносятся, соответственно, с мозгом и сердцем. И что с другой точки зрения, они обе находятся в сердце, как соответствующие двум взаимодополняющим фазам его главной функции.
821
Это можно было бы обобщить: «рецептивность» повсюду и всегда отличает пассивный принцип, так что больше нет полной эквивалентности между ним и активным принципом, хотя в некотором смысле они необходимы друг другу, будучи один активным, а другой пассивным только в силу их взаимосвязи.
То, что верно для солнца и луны, верно также для сердца и мозга, или, лучше сказать, для способностей, олицетворяемых этими органами и символизируемых ими, т. е. интуитивного разума и разума дискурсивного, или рационального. Мозг, в качестве органа или орудия этого последнего, реально играет лишь роль «передатчика» и, если угодно, «трансформатора»; и это не без оснований слово «рефлексия» прилагается к рациональной мысли, посредством которой все вещи видятся как бы в зеркале, quasi per speculum, как говорит апостол Павел. [822] Не без оснований также тот же корень, man или men, послужил, в самых разных языках, для образования многочисленных слов, которые, с одной стороны, обозначают луну (греческое mene, английское moon, немецкое mond), [823] а с другой — рациональную способность, или «ментал» (санскритское manas, латинское mens, английское mind), [824] а также, следовательно, человека, более подчеркнуто рассматриваемого в его рациональной природе, посредством которой определяется его специфичность (санскритское manava, английское man, немецкое mann и mensh). [825] В самом деле, рассудок, который есть всего лишь способность опосредованного знания, является чисто человеческой модальностью разума, а интеллектуальная интуиция может быть названа надчеловеческой, потому что она есть непосредственное участие в универсальном разуме, который, помещаясь в сердце, т. е. в самом центре существа, там, где находится точка его соприкосновения с Божественным, проникает в это существо изнутри и озаряет его своим излучением.
822
"…гадательно, как бы сквозь тусклое стекло" — 1-е Кор., 13, 12. — Прим. пер.
823
Отсюда также наименование месяца (латинское mensis, английское month, немецкое monat), который есть, собственно, лунный месяц. Равным образом, с тем же самым корнем связываются идея меры (латинское mensura) и идея деления или раздела; но это также увело бы нас слишком далеко.
824
Память тоже обозначается сходными словами (греческое mnesis, mnemosune); в действительности, и она также есть лишь «отражающая» способность, а луна, в определенном аспекте своей символики, считается «олицетворением» космической памяти.
825
Отсюда равным образом происходит имя Минерва (или Менерва) у Этрусков и Латинян; следует заметить, что Афина греков, тождественная ей, вышла из мозга Зевса и что эмблемой ее является сова, которая, в силу своей природы ночной птицы, соотносится еще и с лунной символикой; в этом отношении сова противоположна орлу, который, будучи способен прямо смотреть на солнце, часто олицетворяет интуитивный разум, или непосредственное созерцание умопостигаемого света.
Свет является самым распространенным символом знания; естественно, стало быть, олицетворять посредством солнечного света непосредственное, т. е. интуитивное знание, которое есть знание чистого разума, а посредством лунного света — знание отраженное, т. е. дискурсивное, которое есть знание рассудка. Как луна не может светить, если она сама не освещена солнцем, точно так же и рассудок, на том уровне реальности, который является его собственной областью, не может функционировать должным образом иначе, как будучи подкреплен освещающими и направляющими его принципами, получаемыми от высшего разума. Здесь существует двусмысленность, которую важно рассеять.
Современные философы [826] удивительным образом ошибаются, говоря, как это им свойственно, о "рациональных принципах" — словно бы эти принципы принадлежали собственно рассудку, как если бы они были в некотором роде его творением, тогда как, напротив, для управления им они должны предписываться ему, стало быть, являться свыше. Таков один пример рационалистической ошибки, и отсюда можно понять сущностное различие между рационализмом и интеллектуализмом. Достаточно поразмыслить одно мгновение, дабы понять, что принцип, в подлинном смысле этого слова, уже в силу того, что он не может быть выведен или извлечен из чего-либо другого, схватывается лишь непосредственно, стало быть, интуитивно, и не может быть предметом дискурсивного познания — т. е. познания способом, присущим рассудку. Если воспользоваться здесь схоластической терминологией, то это именно чистый разум является habitus principiorum, тогда как рассудок есть лишь habitus conclusionum.
826
Уточним, что этим выражением мы обозначаем тех, кто олицетворяет современную ментальность — такой, какой мы не раз имели случай ее определить (см., в частности, наше сообщение в июньском номере за 1926 год); уже сама точка зрения современной философии и ее особый способ ставить вопросы несовместимы с подлинной метафизикой.
Еще и другое следствие является результатом фундаментальных характеристик разума и рассудка: интуитивное знание, именно потому, что оно непосредственно, неизбежно безупречно само по себе; [827] напротив, ошибка всегда может вторгнуться в косвенное или опосредованное знание, каковым и является знание рациональное. Отсюда можно видеть, до какой степени был неправ Декарт, желая приписать непогрешимость рассудку. Именно это Аристотель выражает в следующих терминах: [828] "Среди свойств разума, [829] в силу которых мы достигаем истины, есть такие, которые всегда являются подлинными, и другие, которые могут ввести в заблуждение. Рассуждение относится именно к этому последнему случаю; но разум всегда в согласии с истиной, и ничто не может быть вернее разума. Итак, принципы не нуждаются в доказательствах, а поскольку всякая наука сопровождается рассуждением, то познание принципов — не есть наука (но есть тип познания высший, нежели научное или рациональное знание, способ, который и составляет, собственно, метафизическое знание). Впрочем, один лишь разум является более истинным, чем наука (или чем рассудок, который созидает науку); следовательно, принципы исходят от разума". И дабы еще лучше утвердить интуитивный характер этого разума, Аристотель говорит также: "С помощью принципов не доказывают, но посредством их непосредственно постигают истину". [830]
827
Фома Аквинский отмечает, однако, что разум может ошибаться в перцепции своего собственного предмета; но эта ошибка происходит лишь per accidens по причине вторжения положений дискурсивного порядка; и стало быть, речь идет здесь не о чистом разуме. Кстати сказать, хорошо известно, что безупречность отличает лишь само схватывание интуитивных истин, а не их формулирование или их перевод в дискурсивную модальность.
828
Derniers Analytiques.
829
Обычно словом «avoirs» передают греческое слово exis, которое почти не переводимо на французский язык и которое более точно соответствует латинскому habitus, обозначающему одновременно природные свойства, расположение, состояние, способ быть.
830
Напомним также определения св. Фомы Аквинского: "Ratio discursum quemdam designat, quo ex uno in aliud cognoscendum anima humana pervenit; intellectus vero simplicem et absolutam cognitionem (sine aliquo motu vel discureu, statiam in prima et subita acceptione) designare videtur". (De veritate, q. XV, a. I).
Это непосредственная перцепция истины, это интеллектуальная и сверхрассудочная интуиция, о которой современные люди, похоже, утратили даже самое понятие, это поистине "знание сердца", согласно выражению, часто встречающемуся в восточных доктринах. Кстати сказать, это знание само по себе есть нечто не сообщаемое; им нужно "реально овладеть", по крайней мере хоть до какой-то степени, чтобы постичь, что оно есть на самом деле. И все, что можно о нем сказать, дает лишь более или менее приблизительное, всегда неадекватное представление. Ошибкой было бы в особенности поверить в возможность действительного понимания типа знания, о котором идет речь, удовольствовавшись его «философским» рассмотрением, т. е. рассмотрением извне; ибо никогда не следует забывать, что философия есть всего лишь сугубо человеческое, или рассудочное знание, каковым всегда является "профаническое знание". Напротив, именно на сверхрассудочном знании основывается, по существу, "священная наука", в том смысле, в каком мы употребляем это понятие в наших сочинениях. И все, сказанное нами об использовании символики и символических доктрин в контексте традиции, позволяет достичь наиболее полного ведения, частью которого является всякое знание, однако, только в той степени, в какой это последнее вообще реально, хотя бы по подобию лунного света, отражающего солнечный. "Сердечное ведение" — это непосредственная перцепция умопостигаемого света, этого Света Слова, о котором говорит апостол Иоанн в начале своего Евангелия, Света, излучаемого "Духовным Солнцем", которое есть подлинное Сердце Мира.
71. Эмблема Сердца Иисусова в одном тайном американском обществе [831]
Известно, что Северная Америка является излюбленной землей для тайных и полутайных обществ, которые кишат в ней так же, как религиозные и псевдорелигиозные секты всякого рода, впрочем, здесь охотно принимающие такую же форму. Нужно ли в этом стремлении к таинственности, проявления которого зачастую весьма странны, видеть своего рода противовес чрезмерному развитию практического духа, который, с другой стороны, рассматривается всеми — и вполне справедливо — как одна из характерных черт американской ментальности? Что до нас, то мы думаем именно так, и мы действительно усматриваем в этих двух крайностях, столь причудливо соединенных, два результата одного и того же нарушения равновесия, которое достигло своего пика в данной стране, но которое, и это нужно сказать, в настоящее время грозит распространиться по всему западному миру.
831
Опубл. в Reg., март 1927.
Сделав это замечание общего характера, следует признать, что среди многочисленных американских тайных обществ надлежит проводить различия; было бы большой ошибкой воображать, что все они обладают одним и тем же характером и стремятся к одной и той же цели. Есть среди них такие, которые объявляют себя чисто католическими, как "Рыцари Колумба"; есть также и еврейские, но особенно много протестантских; и даже в тех, что являются нейтральными с религиозной точки зрения, влияние протестантизма часто является преобладающим. Это причина для недоверия: протестантская пропаганда очень вкрадчива и принимает любые формы в целях наилучшей адаптации к различным средам, в которые она стремится проникнуть. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что она осуществляется более или менее скрытым образом, под прикрытием ассоциаций подобных тем, о которых идет речь.