Синдбад-Наме
Шрифт:
Любовь и сжигающая душу страсть восклицали одновременно: «Любовь — дар таинственный, это беспорочная тайна»»
Надо клятвы праведных нарушить И с любовных тайн сорвать покров; Сохрани лишь душу, все сжигая,— Искони закон любви таков!Одним словом, юноша лишился покоя,
Сама девушка с балкона заметила юношу. По его смущению и растерянности она догадалась, что похитила его покой и терпение своими кокетливыми локонами и жестоким взглядом, что душа и сердце юноши принесли плоды в саду любви. И она, как это свойственно красавицам, открыла двери балкона.
*Лейли увидела, как я ее люблю, И отдала меня мучениям во власть. Мне сердце жгла тоска, которой равной нет, И разрывала грудь клокочущая страсть.Люблю тебя, о деле позабыв, хоть очень важно это дело!
Мне в грудь судьба вонзила острый шип. Как глубоко он впился в тело!Настало время вечерней молитвы, но он не услышал даже аромата свидания с возлюбленной. Он вернулся домой с тоскующим сердцем, со слезами на глазах и провел ночь без сна, скорбя и стеная, словно ужаленный змеей; ни покоя не находил он, ни силы бежать прочь и лишь читал беспрестанно эту *газель:
*Кто тебя всем сердцем полюбил,— Позабыв покой, лишился сил. Розы щек меня рукой мечты Будят вновь, лишь очи я смежил. Лик нахмуришь, — сотни городов Превратятся в тысячи могил. Слышал я: колдун любви в тебе Силу зренья удесятерил. Смертоносней пламени и бурь Слезы, что в разлуке я пролил!Он провел в томлении всю ночь, пока на востоке не забрезжил *истинный рассвет, пока *муэззин не воскликнул: *«Спешите на молитву!» — и пробудитель-петух не закричал: «Спешите! Утро!» Он же неизменно повторял *бейт:
Друзья, вы спите, а я страдаю, — придите спасти меня. Молнии глаз блеснули в Йемене, — здесь пал я от их огня.И вот утренний ветерок стал услаждать душу и призывать ее проснуться. Юноша, с бледными ланитами и тоской в сердце, вышел из дому в поисках лекаря, который вылечил бы его от любовного недуга, надеясь, что он обезвредит желчь этой тоски зельем и успокоит душу, готовую покинуть тело из-за разлуки с возлюбленной.
Лекарь пощупал пульс. «Любовь», — он вымолвил слово. Ах, как он верно сказал! Разорваться сердце готово! Взглядом я тайну тайн выдал, наверно, ему. Лекарь, молчи о ней, ради креста святого!Раздумывая так, он пришел к решению и сказал себе: «Надо отправить к ней послание и рассказать о моем раненом сердце и изнывающей душе. И, быть может, она смилостивится и будет благосклонна, ибо благородный человек не станет ненавидеть того, кто влюблен в него, так же как лучезарное солнце, обходящее всю вселенную, — царь звезд и владыка светил, — находясь в апогее своего величия, не презирает мельчайшей пылинки. Ведь даже румяноликая в зеленом одеянии, с кокетливым взором, будучи царицей ароматных лугов и украшением садов, не стыдится соседства с шипами. Может быть, мои тяжкие вздохи подействуют на нее, а мои слезы увлажнят ее глаза, которые не ведают слез. И тогда расцветет роза свидания, стряхнув шипы разлуки».
С этими мыслями юноша взял *калам и бумагу и написал эти страстные излияния:
*Увы, кумир души моей, ты душу у меня украла. Ты — очи сердца моего, и сна мои лишились очи. Когда тебя пред взором нет, — пусть я хоть час тебя не вижу,— Ты в мыслях у меня живешь, всех дум моих ты средоточье. Умению слагать стихи меня страданья научили. Поэт я, — люди говорят, — но с каждой строчкой жизнь короче. Ты в сердце у меня живешь, хотя живешь ты в отдаленье. Привет, далекая, тебе, хоть ты со мной и дни и ночи!Затем юноша описал вкратце свою любовь, дал возлюбленной знать о страждущем сердце, о тайне своей и отправил письмо к ней с доверенным лицом.
Когда девушка получила письмо и прочитала его от начала до конца, она сказала:
— Передайте этому юноше, чтобы он больше даже и не пытался говорить об этом. Пусть он не равняет меня с другими женщинами, не болтает попусту, не стремится к недосягаемому, пусть не раскалывает расколотые орехи и не бьет молотом по холодному железу, ибо:
Пусть лик его станет луной, — вовек на него не взгляну я.
— Пусть он знает, что я при всей своей красоте целомудренна, никогда пыль подозрения не сядет на мое одеяние добродетели и моя роза-чистота не будет запятнана шипом-позором.
Услышав такой ответ, юноша вспомнил:
На несправедливости любимых каждый раз нельзя нам обижаться, И нельзя обиды друга помнить, из-за них не стоит огорчаться.Затем он сказал себе: «Из письма ничего не получилось, — надо от пера перейти к золоту и дорогим одеждам».