Синдбад-Наме
Шрифт:
Шахзаде скакал, прославляя бога, и спустя десять дней после долгих тягот и переживаний, прибыл к отцу.
А везир, когда царевич скрылся из глаз и исчез в пустыне, подумал, что тот погиб, вернулся к шаху и заявил, что лев растерзал и сожрал шахзаде. Шах оплакивал гибель сына, тяжело страдал от разлуки с ним. Он беспрестанно повторял:
О благородная лилия, куда и зачем ты ушла? Разве не всех красивее ты в этом году цвела? Похоже на то, что коварная тебя сокрыла земля. Земля, ужели не знаешь ты, кого к себе приняла?Когда шахзаде целый и невредимый вернулся в родные края и исцелил
«Такова участь того, кто предаст своего благодетеля, кто не исполнит приказов своего повелителя».
*Из раны, не зажившей изнутри, Кровь с каждым часом все сильней течет.И эта нижайшая раба надеется, — продолжала рабыня, — что падишах поступит со своими везирами точно так же, дабы восторжествовали справедливость и правосудие. Если шах не воздаст мне по справедливости, то ведь всевышний Аллах не потерпит насилия: *«Воистину, Аллах не обидит даже ни на частичку, и если поступки раба добродетельны, то он удвоит вознаграждение».
Как только рабыня окончила свою речь, гнев царя вспыхнул с новой силой, и он подумал: «Царь бездетен, и нет родства между царями и людьми. Из-за сына недозволено пренебрегать правосудием, ибо порядок в державе зиждется на справедливости и строгом суде».
И он отдал приказание казнить сына.
Когда третий везир услышал об этом решении, то он послал к палачу человека и велел передать: «Помедли с казнью, пока я не вернусь от шаха и не докажу ему порочность торопливости и похвальность промедления и раздумывания. Я придумаю что-нибудь, чтобы сохранить жизнь сыну шаха и снять с него это обвинение».
Третий везир приходит к шаху
Третий везир, который своим разумом затмил блеск звезд и творил чудеса, наподобие *волшебства фараона и вдыхания Исы, отправился к шаху.
— Да будет жизнь падишаха вселенной — заглавного листа всего человечества — счастливой и безмятежной, — начал он. — Да будет известно высокому уму падишаха — средоточия божественного откровения и всевышнего вспомоществования — что из всех людей, существующих на земных просторах, в в этом запыленном море только самому себе и сыну невозможно найти замену, ибо сын — это наследник, хранитель памяти и доброго имени. Из всех драгоценных даров *Изеда нет ничего более сладостного и приятного, чем видеть собственного сына, в особенности если на его челе видны признаки благородства, если он достоин по своим способностям сана падишаха. Ведь шах во время пребывания в этом мире является лицом государства и опорой войска. А когда он покинет этот мир, то сын будет доброй памятью о нем, ибо не поминают того, у кого нет сына.
*Есть сын — не забудет никто отца благородное имя; Есть сын — значит, воля отца останется вечно с живыми.— Недостойно благородного и справедливого падишаха, — продолжал везир, — подвергнуть сына невообразимой казни только из-за навета и поклепа того, кто желает несбыточного. И если на арене разума падишаха проявился гнев, то не следует торопиться. Ведь цари именно с этой целью учредили темницы и *зинданы и узаконили заключение, чтобы при разных обстоятельствах выносить приговор лишь после обсуждения и обдумывания, отделив истинное от ложного. И если есть возможность простить, то цари прощают, чтобы показать свое благородство правителям и подданным, знатным и простолюдинам, близким и дальним. Тот падишах, который проявляет торопливость в пролитии крови и снесении голов, будет порицаем в этом мире и наказан в том, и никакое раскаяние не поможет ему, как не помогло тому воину, который убил сгоряча кошку. И когда пала завеса с истины, он стал жалеть, но все было бесполезно.
— Как это случилось? Расскажи, — попросил шах.
Рассказ о воине, мальчике, кошке и змее
Третий везир, который слышал много преданий и историй о событиях прошлого, начал рассказывать:
— Да будет долголетней жизнь справедливого и мудрого падишаха! Хранители преданий рассказывают, что в давние времена, в прошлые века жил некий воин. У него была прекрасная жена, которой не было равных по красоте. Характер и нрав ее были украшением похвальных качеств, ее нравственные достоинства предваряли священное писание. Розы бледнели перед румянцем ее щек, луна восходила на горизонтах ее красоты:
Став луною полной в небе красоты, Никогда не скроешься, не померкнешь ты.И вот она забеременела и умерла от родов, оставив сиротой мальчика — луноликого, красотой подобного солнцу. Муж уединился в отдаленном покое, вздыхал тяжко и стонал, и читал такие стихи:
*Меня судьба несчастьями сразила И сердце снова стрелами пронзила; От тесноты ломаться стали стрелы, Так много их в груди пронзенной было!Сын был целительным бальзамом для его тоски, и он говорил себе:
— Если бы не этот мальчик, который останется после меня сиротой-горемыкой, словно травинка под косой жизни, я давно предпочел бы жизни смерть, прекратил бы эти страдания, которые горше яда и хуже смерти, и сошел бы в могилу возлюбленной, которая, словно стройный кипарис, покоится в обители праха, скрывшись от взоров, как луна в пасмурную ночь. Ведь муки смерти легче жизни в разлуке с любимыми. Поэтому-то и говорят, что жизнь влюбленных скоротечна, ибо от мук переживаний разлуки душа покидает их тела. У иных она, как вода, выходит через глаза, других покидает, как пар, вместе с выдохом. И кто бы из арабов ни влюблялся, погибал от любви во цвете лет, как, например, *Меджнун от любви к Лейли, *Кусайр от любви к Азре, *Вамик от любви к Азре. Как-то раз спросили одного *тамимита: «Почему в вашем племени все влюбленные погибают?»
«Потому, — отвечал он, — что сердца наши влюбчивы, а наши женщины целомудренны».
*Смирись, от страсти умереть — один для любящих исход — Иного блага, кроме смерти, любовь страдальцам не несет.Воин проводил дни и ночи, ночи и дни, тоскуя по жене. Для мальчика он нанял ласковую, приятную кормилицу, чтобы она, как ветерок, лелеяла младенца, которому завидовали розы. Сын служил утешением отцу, когда он горевал по матери, ибо тот, кому запрещено говорить, довольствуется тем, что слушает. И он в моменты, когда его одолевала скорбь, говорил:
*О, душа! На этом свете всё живу я без тебя, И *дирхема не имея, я торгую без тебя. Пусть меня испепеляет, словно щепку, жгучий стыд, Что так долго в этом мире жить могу я без тебя. Нет тебя, а я не умер, я брожу среди живых; Верь, душа, что неустанно я тоскую без тебя. Без души мы жить не можем. Повелела так судьба. У судьбы мгновенья жизни я ворую без тебя.У этого воина была кошка. Она уже давно спала на пороге его дома и служила ему всю свою жизнь верой и правдой. С момента смерти матери она ни на миг не отлучалась от колыбели ребенка, охраняя его от всех бед. Когда кормилица бывала занята, кошка даже качала люльку.