Синдбад-Наме
Шрифт:
— Я стала говорить, что ничего не знаю, утверждать, что мне ничего неизвестно: «Я не видела такого человека, ни имени, ни прозвища его не слышала!» Он некоторое время упорствовал и настаивал, обещал и угрожал. Но все было тщетно! Тогда он разразился бранью и вышел из дома. Я же в страхе, *«немая, глупая, слепая», смотрела вслед ему, пока всевышний бог не отвратил эту беду и не сделал его глухим и слепым. Не дай бог, если бы при всей его ярости и гневе тот юноша попался ему! Жизнь этого несчастного подверглась бы смертельной опасности.
— А где же этот юноша? — спросил муж.
— Да в чуланчике!
И она позвала его. Юноша вышел и глазам мужа предстало прелестное видение — безбородый изящный отрок. Муж обошелся с ним любезно, обласкал его и предложил:
— Побудь у нас, чтобы у меня было время оказать тебе благодеяния и милости. Ты мне словно сын, а моя жена для тебя — мать. Всегда приходи к нам
Так любезно обошелся он с юношей и одновременно поблагодарил за находчивость жену: ты, мол, вовремя нашлась и тем самым *приберегла на дорогу в Судный день такой драгоценный и редкостный припас. И он произнес, восхваляя ее:
Если просит чистый духом у обманщика поддержки, То с обманщиком отныне он разделит и грехи.— Я рассказал эту историю и довел до слуха падишаха под видом притчи поучительную повесть, чтобы возвышенному уму государя стало ясно, до чего доходят лживость, коварство, лицемерие и хитрость женщин, чтобы он не обращал внимания на их клевету, поклепы, измышления и ложь, ибо, хотя у женщины ума мало, она издевается над совершенным умом мужчины и словно гиену заманивает его в западню своих хитростей сетями слов. А если падишаху для очищения совести нужен пример из жизни великих предков, то можно вспомнить повести об Адаме и Еве, *Юсуфе и Зулейхе: они всегда служат образцом назидания. Если хоть один человек и мог торговать с женщинами с выгодой, то это был Адам, чье тело и дух были в райской обители, чей лик и нравственные свойства были указателем лучшей книги. И раз уж шаху известно все это, то, значит, он знает и то, что никогда в этой обители бытия и тлена не следует надеяться на благородство и величие души и характера женщин. Поэтому не следует по наущению какой-то женщины, из-за клеветы ее бросать жизнь шахзаде в губительный и смертельный вихрь. Ведь шахзаде — полюс неба достоинств, центр круга добродетелей.
Шах выслушал историю, внял его словам и приказал отвести пока шахзаде в темницу.
Невольница приходит к шаху на второй день
На второй день, когда солнце — землемер вышнего мира — появилось у края востока на бегущем пространстве вселенной и разбило шафрановые палатки на *семисводном зеленом лике, когда распростерся украшенный ковер на полу этого запыленного шара, невольница прослышала, что шах отложил казнь сына, так как один из везиров внушил ему сомнение и колебание в том, разумно ли подписывать приговор, что везир добился этого мудростью своих назиданий и тонкостью своих советов, что сменил этим гнев шаха на милость и отвратил его от исполнения казни. Прослышала она, что рассказал везир шаху остроумный и редкостный рассказ о хитрости и коварстве женщин и доказал, что нельзя верить ни их хуле и хвале, ни шуткам и серьезным словам, что их упреки и славословия, отказ или согласие не стоит ни подтверждать, ни опровергать, что это к ним относится выражение: «отклоняют то, что сами советуют», и это изречение следует взять за образец для подражания и пример для назидания и что всякий, кто одарен способностью понять смысл слов «мужчины превосходят женщин», не будет обращать внимания на их глупые речи, ведь они исходят из уст тех, про кого сказано: «воистину лишены разума и веры».
Невольница, пораженная и огорченная, пришла к шаху. После приветствия, оказав положенные шаху почести, она начала:
— Справедливость шаха — защитница униженных, покровительница оскорбленных и помощь покинутым. Всякое усилие лучезарных помыслов шаха в укреплении законов правосудия и усилении основ беспристрастности является предвестником долголетия царствования и началом вечности державы. Если бы такое гнусное и беспредельное насилие, которому подверглась я, совершилось по отношению к любой рабыне гарема, то ее жалоба, соответствующая закону о недоступности гарема и охране его, была бы удовлетворена, и пятно позора и клеймо бесчестия были бы смыты с полы целомудрия и подола ее добродетели. Такой поступок вызывает презрение и ненависть и не соответствует требованиям справедливости, законам *шариата и правилам благородства. Так как же поступят по отношению к покорной рабе, забота о добре и зле, выгоде и убытке которой согласно браку, освященному шариатом, и религиозному союзу препоручена благосклонности, милосердию и великодушию шаха?
*Если изъян был скрыт в тростнике, Прочным не будет копье в руке! Если дать противоядия сверх меры, То подействует оно вредней, чем яд.— Слышала я, — продолжала женщина, — что один из везиров оклеветал и опорочил меня, вывел мои слова на площадь лжи и бесчестия, представил мои речи в одеянии позора и срама, пытался исказить мои поступки и извратить мои действия. Боюсь, что по вине речей везиров и вследствие оправдания шахзаде с тобой случится то же, что случилось с одним отбельщиком из-за непослушного и непокорного сына.
— Что эта за сказка? — спросил шах. — Расскажи.
Рассказ об отбельщике, его сыне, осле и пучине
— Передают со слов мудрецов и ученых, — начала она, — что в одном городе жил некий отбельщик. Был у него сын, глупый и бестолковый, беспечный и нерадивый. К тому же у него были порочные наклонности, безобразный вид, был он глуповатый и нерасторопный. Он был лишен нарядов разума и не спешил с добрыми делами.
Десница злодеяний и нога опасностей сына беспрестанно поражали и топтали отбельщика. Сколько ни увещевал, сколько ни наказывал его отец, испорченный характер и извращенная натура сына не исправлялись, не улучшались под воздействием гневных выговоров и суровых мер наказания. Насморк судьбы так поразил его обоняние, что он не чувствовал дуновений советов. Алчность и жадность, безумие и глупость настолько овладели им, что никакие блага и милости не могли излечить и оздоровить его. Он совсем не сдерживал свою животную, звериную натуру. Словно заржавленное железо и жженый свинец, которые, как бы их ни приукрашивали, никакими ухищрениями невозможно обратить в прежнее состояние и привлечь к ним внимание покупателя, — так и он постоянно ранил и терзал сердце отца уколами шипов. Мысли отца всегда были омрачены, он постоянно был полон страха перед опасностью его глупостей и заблуждений. Он жил в предчувствии, что в один несчастный день из-за безудержной глупости сына случится большое бедствие, из-за его порочного поведения постигнет его страшная напасть.
Этот отбельщик обычно стирал белье на берегу большой реки. В ней были глубокие омуты и опасные водовороты, там всегда бушевали волны. И каждый раз, пока отбельщик стирал, его шальной сын, как змея, нырял в воду, будто бы за рыбами, и плавал, как лягушка. Сколько ни кричал ему отбельщик, он только дальше уплывал от берега, и отец дрожал от страха, что сын попадет в водоворот или в пасть крокодила. Но сын не слушал советов и слов отца, вызванных заботой о нем же.
*Достойные птицы живут во дворцах, но есть и презренные птицы,— Руины им населять дано, в могилах пустых ютиться.Нет, несчастного счастливым хитростью вовек не сделать, Нет, несчастный не поступит по совету мудреца.
И вот однажды, когда отбельщик занимался своим делом, сын сел на осла и погнал его в реку, прямо в самое глубокое место. Внезапно разыгрались волны, налетел ветер. Сын вместе с ослом стал тонуть. Течение то швыряло их, словно раковину, на дно, то выбрасывало, как щепку, на поверхность. Отбельщик, увидев сына в смертельной опасности, хотел, движимый природным чувством родительской любви, сострадания и сочувствия, кинуться в реку, вытащить сына из пучины, спасти его от ударов злой судьбы, от гибели в волнах и водоворотах. Он бросился в воду и схватил сына, а тот, напуганный до смерти опасностью, вцепился в отца, ибо «тонущий хватается за соломинку», чтобы выбраться из губительного водоворота на спасительный берег. Связав его движения, он невольно втянул отца в водоворот. Сколько ни пытался отбельщик вырваться от сына, все было тщетно, и в конце концов отец и сын отдали сладостные души, растворив их, словно сахар, в воде. Пришлось им проститься с драгоценными жизнями:
Поздно плакать, оказавшись рядом с коброй ядовитой. От смертельного укуса слезы эти не спасут!— И я, покорная раба, — продолжала невольница, — из чувства преданности и привязанности боюсь, что шах от своего сына пожнет то же, что и отбельщик от своего. Для человека нет ничего дороже его тела, нет ничего ближе ребер, рук и ног. Но тем не менее, если какой-нибудь орган поражает неизлечимая болезнь, то ради излечения соглашаются отрезать или сжечь его, не горюя и не страдая от того, что лишаются его, — ведь в таком случае отсутствие этого органа не будет причинять беспокойства. Поэтому и говорят: