Синдикат «Громовержец»
Шрифт:
— Ночь впереди длинная, — недобро усмехнулся Пакля, — а магазинов еще, знаешь, сколько? Он взбодрил приятеля шлепком по спине.
— Подымайся, толстая сосиска. Завтра будем крутыми и богатыми.
Чем больше Кирилл старался вести себя осторожнее, тем сильнее его тянуло на безрассудные поступки. Сидение дома настолько угнетало и унижало его, что хотелось быть дерзким. Сегодня, например, ему жизненно важным показалось выйти на центральную улицу и на виду у всех попить разливного
Он купил пиво и отошел с ним в скверик, где нашлась свободная скамейка. С Кириллом соседствовали только мальчик и девочка лет десяти. Они болтали ножками, грызли яблоки из общего пакета и упражнялись в ненормативной этимологии:
— А ты, — говорил мальчик, — скотокозлиная брюхосклизлая гнилодрянь.
— А ты, — отвечала ему девочка, — тухлопузая жирновислая слюногадость.
— А ты — свинососущая дристовонючая соплежаба.
—А ты…
Кирилл некоторое время прислушивался, отметив между делом, что неплохо бы записать пару выражений на будущее. Но тут с ним рядом присели двое знакомых парней с Гимназии — Утя и Брундуляк.
Стоило Кириллу посмотреть на их лица, и его настроение безнадежно упало. Оба были избиты, причем совсем недавно. У Брундуляка еще сочилась кровью разбитая губа, он промакивал ее спичечным коробком. Происхождение травмы было вполне понятным.
Кирилл поставил на скамейку пиво и приготовился выслушивать.
— Кира! — промычал Утя. — Нам навешали на Промзаводе.
— Вижу, — пробормотал Кирилл, глядя в сторону.
— Кира! Они, знаешь, что говорили? Они про тебя говорили.
Кирилл смог только что-то смущенно пробормотать. Брундуляк пока в разговор не лез, только бубнил сам особой: «Легче на подъеме… по тормозам, по тормозам…» Он был неплохим парнем — спокойным и безобидным, правда, его освободили от армии по причине врожденного слабоумия.
— А знаешь, Кира, что они про тебя говорили? — продолжал мычать Утя. — Они про тебя говорили, знаешь, что?
Ему, кажется, неудобно было высказывать неприятные вещи союзнику-гимназисту, но вопрос был слишком щепетильным.
— Они говорили, что ты деньги какие-то уныкал. Деньги уныкал у Машки Дерезуевой, которые ей родители в наследство оставили, что ли.
— Брехня, — тихо сказал Кирилл.
— Я не очень понял… Говорили вроде, — продолжал Утя, — что приперся к ней пьяный и деньги отобрал. И тетку ее избил, что-то такое…
— Еще что? — сурово спросил Кирилл. — Соседа не задушил, случайно?
— Не знаю, — мычал Утя. — Просто они говорят, что….
Кирилл, чтоб занять руки, полез за сигаретами, некоторое время возился с прикуриванием, ломая спички. Утя сидел рядом и смущенно шмыгал носом.
— Кира, — сказал он. — Я знаю, промзаводские — они ублюдки, конечно… Но они про тебя говорили. Это правда, что ли?
— Правда, —
— Легче, легче… — бормотал Брундуляк. — Не гони… дверь не закрылась… перегазовка…
— Не в обиду, Кира. Я б даже не спрашивал, но дело такое… Ты вот скажи — правда деньги у Машки украл? Кирилл подавил в себе стон.
— Нет, не правда! — раздался вдруг девичий голос. Все удивленно обернулись. Сзади стояла Машка и весьма решительно смотрела на всю троицу.
— Неправда, — повторила она. — Никто ничего у меня не украл.
— Я так и думал, что Промзавод — ублюдки, — с облегчением сказал Утя.
— Ручник не держит… — добавил Брундуляк. — Поршневую менять… кольца старые…
— Идем, — сказала Машка изумленному Кириллу и взяла его за руку.
Тот безвольно поднялся и сделал несколько шагов, потом в замешательстве обернулся на приятелей.
— Кира, — еще раз прогундосил Утя. — Вечером будем решать, что с «мазутом» делать… Наверно, придется пехоту собирать, на Промзавод идти, вопросы разбирать. Ты пойдешь?
— Пойду. Какой разговор.
— Вечером, в общем, на Гимназии… И они с Брундуляком занялись пивом, которое оставил Кирилл.
— Правда пойдешь? — спросила Машка, когда они вышли из скверика.
— Правда, — сказал Кирилл. — Видала, что они с нашими делают?
— Не ходи лучше. Тебе это не нужно. Ты не такой.
Кирилл хотел было ответить в рифму. И ответил бы, но рядом была Машка, а не какая-нибудь фря из «навозной академии». Он смолчал.
— Кирилл, что вокруг творится? — с тревогой спросила она. — Какие-то разговоры, какие-то деньги… Я ничего не понимаю.
— А тебе мазутники разве не разъяснили еще? — Кирилл был угрюм.
— Сказали, что ты мне деньги должен. Какие деньги?
— И все? Больше ничего не сказали?
— Сказали, что… — Машка вдруг запнулась и опустила глаза. — Они сказали, что принесут тебя с отбитыми почками. И ты сам остальное расскажешь.
— А-а… Ну, когда принесут — тогда и расскажу.
Самое время было повернуться и уйти. Не хватало только Машке жаловаться — обманули меня, бедненького дурачка, обокрали… Но Кирилл не мог просто так уйти. Все-таки рядом Машка, не кто-нибудь.
— Ты думаешь, что я девчонка, и поэтому со мной разговаривать не стоит, — печально констатировала она. — Это по-детски, Кирилл. Ну хорошо. Не говори ничего. Я сама скажу, кому надо…
— Что ты скажешь? — всполошился Кирилл.
— Ничего… Я хочу, чтоб ты знал — я никому из них не верю. Ты не мог сделать мне ничего плохого.
— Ну… да, не мог, — признался Кирилл.
И вдруг он увидел Паклю.
Удивление Кирилла было так велико, что он застыл с широко открытым ртом. Никогда еще он не наблюдал Паклю в таком виде.