Синдром Дездемоны
Шрифт:
– Нет, – коротко ответил Тихон. – Не звал.
Секретарша исчезла с той стороны точно так же тихо, как и появилась. И в тот момент, когда за ней закрылась дверь, Тихон вдруг со всей отчетливостью осознал: Юльку, его дочь, кто-то похитил. И этот кто-то собирается убить ее – в том случае если Тихон сообщит о похищении в милицию или если Тихон не заплатит за Юльку денег.
«Она же маленькая, – подумал Тихон. – Она же такая маленькая. Недоношенная. Зачем же?.. Как же?!»
И вспомнились вдруг ее ручки, похожие на лапки маленького пухлого лягушонка, и крошечные пальчики с едва заметными ногтевыми пластинками, и влажно-розовый беззубый рот, и глаза, такого же темно-карего
«Нет, – тупо подумал Тихон. – Нет, этого быть не может».
И еще долго стоял возле стола с деловитыми стопочками факсов. И все время повторял про себя: нет, нет, нет. Как заклинание – несмотря на то что ни в какие заклинания не верил с самого раннего детства, с той поры, когда верить в заклинания еще полагается в силу возраста.
Из сомнамбулического состояния его вывел очередной телефонный звонок. На этот раз звонили по общему городскому номеру. Тихон сорвался с места, схватил трубку с базы, проорал «алло!» и услышал всего лишь голос секретарши:
– Тихон Андреевич, из Волгограда звонят, соединить?
– Нет, – ответил Тихон, удивляясь тому, что в мире за эти долгие секунды ничего не изменилось. Что кто-то может звонить ему из какого-то Волгограда… Волгоград – что это, где это?.. – Нет, Саша, не соединяй. И ни с кем не соединяй меня в ближайшие… в ближайшее время.
Он повесил трубку, в очередной раз оставив секретаршу в полном недоумении, а сам достал из кармана пиджака мобильник и принялся торопливо пролистывать телефонную книгу. Искал, сам не зная, что ищет – имя няни в очередной раз было забыто, – и злился на себя, и готов уже был от злости зашвырнуть телефон в дальний угол кабинета, когда наконец нашел то, что искал. Няня, не мудрствуя лукаво, оказалась записана в телефонной книге под именем «Няня».
Гудки пошли сразу, но телефон не отвечал.
Он набирал номер снова и снова, раз сорок или пятьдесят. Безрезультатно. От долгих усилий трубка села и отключилась. Дрожащими от нетерпения руками Тихон разобрал ее, извлек сим-карту, поставил ее в другую трубку, дождался, пока телефон неторопливо загрузится, снова отыскал в телефонной книге номер и снова начал звонить.
Безрезультатно.
Тогда он набрал, уже ни на что не надеясь, домашний номер, и почти сразу же, после первого гудка, услышал знакомый голос.
– Вы… – прошипел Тихон, чувствуя, что готов просто убить ее – сквозь расстояние, одним только голосом своим. – Вы почему трубку не берете?! Я вам звоню!! Я звоню вам, а вы не берете трубку!!
– Я… – Голос дрогнул, послышалось всхлипывание. – Я не слышала, Тихон… Андреевич. Я… я здесь… плакала…
– Какого черта?!
Няня в ответ на этот его вопрос зарыдала в голос.
– Так, – приказал Тихон, сам удивившись прозвучавшему в голосе ледяному спокойствию. – Прекратите. Немедленно прекратите плакать, слышите? Возьмите себя в руки и расскажите, что случилось.
– Я… – пролепетала няня, с трудом удерживаясь от рыданий. – Я… Вы лучше приезжайте, Тихон Андреевич! Лучше приезжайте, и как можно скорее! Я не смогу… Просто не смогу вам… по телефону… рассказать!..
Тихон швырнул трубку в сторону базы. Та пролетела мимо, приземлилась на край стола, сползла с него и упала на пол.
Всего этого Тихон даже и не заметил.
Через минуту он уже ехал по перегруженным городским транспортом и машинами московским дорогам в сторону Чертанова, проклиная пробки.
Когда он приехал домой, из-за двери гостиной все
Он все еще надеялся, до последней минуты надеялся на то, что вся эта история окажется глупым розыгрышем, первоапрельской шуткой, которую затеяли, перепутав даты на календаре, его веселые коллеги по работе. И даже в тот момент, когда, открыв входную дверь и первым делом не увидев в коридоре привычного атрибута присутствия в доме ребенка – ярко-розовой с малиновыми вставками детской коляски, – он все еще не хотел верить. Не хотел и продолжал про себя твердить упорное «нет», когда мчался по коридору в спальню, – и вот только теперь, застыв посреди этой спальни, ощутив внезапно тяжесть рук и ног, услышав вдруг оглушающее биение собственного сердца, он понял – нет, это была не шутка.
Спальня, недавно отремонтированная, выполненная в розово-коричневых тонах, была пуста. На кровати поверх светло-бежевого покрывала в беспорядке валялись какие-то детские вещи – разорванная упаковка с памперсами, пустая бутылка с прозрачной соской на конце и пара штанов нечеловечески маленького размера. На туалетном столике сидел мохнатый темно-коричневый медведь – огромный, с черным носом и черными лукавыми глазами. Этого медведя он сам, кажется, покупал по совету продавщицы из «Детского мира» месяц назад. С тех пор как купил, Тихон медведя ни разу не видел, а теперь, увидев, поразился его размерам. «Такой огромный, – тупо подумал он. – Зачем я купил ей такого огромного и страшного медведя? Она же боится его, наверное…»
Боль полоснула по сердцу, отдалась в висках.
Все эти мелочи, которых он раньше просто не замечал, теперь словно кричали. Кричали так громко и отчаянно, что хотелось зажать уши.
Ноги и руки стали ватными. На этих ватных, негнущихся ногах он прошел через комнату к туалетному столику, взял в деревянные, негнущиеся руки медведя и долго его рассматривал. Потом поставил на место, почувствовав, что сейчас выронит, и без сил опустился на застеленную бежевым покрывалом кровать. Резкий пищащий звук едва не оглушил его – приподнявшись, Тихон увидел, что уселся на игрушку-пищалку, желтого резинового щенка, расплющившегося под весом его тела. Некоторое время, держа игрушку в руках, он наблюдал, как она наполняется воздухом, принимает нормальную форму и размеры. Искаженная странной гримасой щенячья морда вдруг злобно ухмыльнулась ему – он ясно увидел эту недобрую, свирепую усмешку и даже испугался, и швырнул что есть мочи игрушку в стену. Коротко и отрывисто пискнув, она отскочила от стены, упала на пол и закатилась под кровать.
Вскочив с кровати, Тихон вылетел из комнаты, снова саданув дверью, одним прыжком одолел пару метров, отделяющих его от гостиной, ворвался внутрь и застыл на несколько секунд на пороге. Няня с заплаканным, покрывшимся красными пятнами лицом и распухшим носом, сидела в уголке дивана, поджав под себя ноги, и смотрела на него вытаращенными от страха глазами. Не помня себя от беспомощной и слепой ярости, Тихон бросился к ней, схватил за худые и узкие плечи, поднял с дивана и начал трясти. Он что-то кричал ей, ругался, сыпал обидными словами, но собственных слов не слышал. Только видел, как беспомощно болтается в разные стороны ее голова, как будто она пришита к телу обычными нитками, как будто это и не человеческая совсем, а тряпичная голова игрушечного клоуна с ярко-рыжими волосами и гримасой поддельного ужаса на лице.