Синдром гиперпоздней конверсии
Шрифт:
Вдруг дверь кабинета открылась, и за ней показалась озадаченная физиономия женщины, по возрасту схожей с матерью Юли. Услышав клацанье замка, Юля обернулся и кинулся к ней в объятья:
– Папа! – парень в трусах обнял огорошенного родителя. Женщина с изумлением отодвинула юношу от себя, взяв его за плечи:
– Юля?! – удивлению отца не было предела. Вся семья ввалилась в кабинет. Младший брат Алекс вошел последним, стараясь отдышаться от продолжительного смеха. Но как только он снова увидел сестру, из его глотки вырвался гогот:
– Вот это обезьяня! – только и смог выговорить он перед тем, как снова сдаться обуревающему приступу смеха. Но женщина в кабинете пресекла его поведение:
– Алекс, пошел вон! У твоей сестры горе, а ты сам ведешь себя как обезьяна!
Алекс перестал ржать, но, не снимая довольной улыбки с лица, вышел прочь из кабинета.
Юля стоял, скрестив тощие руки и сгорбившись, отчего впалая грудь казалась еще более вдавленной.
– Юля, не волнуйся, мы сделаем все, что только в наших силах, чтобы обернуть тебя как можно быстрее! Ты обязательно будешь примой на выступлении! Я уверен, доктор Штерн разберется и поможет тебе – он лучший мутаролог в стране!
– Папа, ты же знаешь, что конвертировавшимся после двадцати не видать оборота по крайней мере год! По себе ведь знаешь, в двадцать один конвертировался! Сколько ты тогда ждал оборота?
Осознав, что Юля и в самом деле ждет ответа на вопрос, отец открыла рот, но Юля опередил его:
– Тридцать четыре месяца, папа! Три года! Это конец! Меня выпрут из балета!
– Ну, как же выпрут? Ты всегда можешь вернуться после оборота, дорогая моя, - поддержала Юлю мать.
– Вернуться? Я целый год буду томиться в этом патологическом тельце, пока Анька танцует все мои партии, а потом обернусь и не смогу на пуанты встать!
– Да ну и фиг с ним, с этим балетом, доченька. Найдешь себе другое хобби, - выдала аргумент мать.
Четыре взгляда уставились на нее, не веря тому, что только что услышали. Укоризненно, словно с подтекстом «думай, что говоришь-то» смотрела на нее отец. Но самым непонимающим взглядом одарил мать Юля. На такое заявление у него даже не было ответа. Не веря своим ушам, он, качая головой, пробурил себе проход между членами семьи и молча вышел из кабинета.
Все снова последовали за ним, как утята за мамой-уткой. Но отец успела одернуть толстуху-мать за рукав, призывая остаться на момент:
– Ты с ума сошла? Жанна, ну ты иногда совсем не думаешь, что говоришь, - снизив тон, женщина отчитала женщину.
– Андрея, ну чего я такого сказала? – отдергивая свою руку из руки мужа, Жанна недоверчиво смотрела ей в глаза.
– Балет - это вся ее жизнь! Она же дышит им! Разве ты не понимаешь, что конверсия Юли может оказаться началом ее тропы по наклонной? Мы просто обязаны ее поддержать. Хватает одного дуралея в семье, а еще и дочь с пути собьется. А там гляди, и вторую за собой потащит. Ленка и так не ангел, а негативное влияние старшей сестры еще пуще ее испортит. Думай, маманя, что говоришь – и Андрея вышла из кабинета.
Выйдя в коридор, она окликнула толпу, которая повторно забилась в комнату Юли:
– Так, народ! Вышли все из ее комнаты, все равно никто из вас ничем дельным не поможет и ничего хорошего не посоветует! – она вошла в комнату.
– Дайте мне поговорить с дочерью, выйдите, - отец Юли подождала, пока дверь закроется снаружи, затем подсела на кровать к разбитой дочери.
Андрее было за сорок, но выглядела она моложе своих лет. Будучи с рождения мужчиной, она имела коротко остриженные светлые волосы, как и многие другие жители города, которые родились мальчиками. Взгляд отца был понимающим и обеспокоенным.
– Юля. Мне нужно с тобой поговорить. Вот только для начала одень что-нибудь нейтральное - я не могу воспринимать тебя серьезно, когда вижу, как твои новые атрибуты не помещаются в женском белье, - Андрея сказала это с такой добродушной, милой улыбкой, что Юля не смел обижаться на подшучивания отца.
– Да у меня нет ничего такого. Я же все Ленке отдала, как мне двадцать три стукнуло. Никто ведь и подумать не мог, что Юля Стольникова окажется гиперпоздней, - Юля подошел к своему огромному шкафу-купе и отодвинул дверцу.
– Я ведь была уверена, да мне и доктор мой говорил, что уродилась константой. Меня только поэтому и поставили примой, что официальное заключение было от доктора – «константа», возможность конверсии пренебрежимо мала, - продолжал он, выуживая из шкафа белый домашний халатик.
– Сказать честно, я прямо-таки сбит с толку твоей конверсией… Но, послушай, возможно, еще не все потеряно, - начала отец, и если бы это говорил любой другой член семьи, Юля не стал бы даже слушать. Но отец был человеком слова, и то, что стороннему наблюдателю могло бы показаться жалкой попыткой утешить свое чадо, заставило Юлю повернуться к отцу, чтобы взглянуть ей в лицо. Глядя в ярко-голубые женские глаза родителя, он старался выяснить, насколько правдиво они на него смотрят.
– Папа, не давай мне ложных надежд, потому что, если твой план не сработает, я не знаю, смогу ли пережить подобный облом, - Юля стоял в пол-оборота, одетый в женский банный халатик, которого едва хватило чтобы запахнуть торчащее пузо. Три пердинки на впалой груди уныло свисали, неприкрытые.
Отец сделала глубокий вдох, оглядев дочь, и на выдохе сказала:
– Погоди секунду, я принесу тебе нормальной одежды, - она поднялась с постели и вышла из комнаты.
В комнате напротив дверь была раскрыта. Лена и Саша сидели лицом друг к другу на кровати и оживленно что-то обсуждали. Андрея не была уверена, что они обсуждали ситуацию с Юлей, но на всякий случай укоризненно поднесла указательный палец к губам, давая понять, что любые слова о Юлиной конверсии могут лишь далее подтолкнуть ее к нервному срыву и депрессии. Затем она ушла в сторону родительской спальни, а Лена подошла к двери и закрыла ее.
– Саша, да тут прикол весь даже не в том, что она пропустит выступление, и ее выгонят из балета, и даже не в том, что ей больше года придется быть вот этим вот дрищом, - продолжала разговор Лена, садясь обратно на кровать.
– Вся загвоздка в том, что иногда люди, конвертировавшиеся после двадцати двух-трех лет, больше не оборачивались до самой смерти! – Лена говорила громким шепотом.
– Да ладно, серьезно? – искренне удивился Саша.
– Саша, блин. Я иногда не понимаю, ты на какой планете живешь вообще? Вам что, в школе на антропологии об этом не рассказывали? Да и вообще, это довольно известный факт, - возмущалась Лена. Она любила своего бойфренда. Но, будучи девушкой любознательной и закончившей университет с отличием, ее иногда приводило в бешенство невежество Саши, чьи потуги в приобретении общих знаний закончились сразу после средней школы.