Синдром отмены
Шрифт:
Ночью мне приснилось, будто я предотвратил самоубийство девушки, которая во время рок-концерта собиралась сброситься с балкона вниз. Я вызвал полицию, но долгое время на вызов никто не приезжал. Я хотел было поручить разбираться с полицией работникам кафе, находящегося на территории концертного зала, но те наотрез отказались свидетельствовать об инциденте вместо меня. Наконец появился маленький черный полицейский в засаленном бушлате, который за руку вел вертлявого мальчишку лет шести.
– Это мой сын, – объяснил он, – не с кем было оставить. Вы свидетель? Что здесь произошло?
Я начал свой рассказ, но чувствовалось, что полицейский не слишком внимательно его слушал, он то и дело задавал мне вопросы не имеющие отношения к делу: кто я, откуда, почему
Потом полицейский не торопясь собрал всех свидетелей в зале, в котором должно было начаться судебное заседание, а сам куда-то свалил. Никто никуда не торопился, все были заняты своими делами, кто-то коротал время за вязанием, кто-то читал книгу. Я понял, что серьезно влип.
Наконец заседание началось и первое, о чем меня спросил судья, это почему я решил, что девушка решила покончить собой. Я вновь пытался рассказать судье, как своими глазами видел, как девушка несколько раз подбегала к перилам балкона и пыталась бросится вниз, но всякий раз ее подруги в последний момент ее останавливали и силой отбрасывали от опасной зоны.
Судья дал слово полицейскому и тот озвучил версию свидетелей, которые утверждали, что это обычная для подобных мероприятий форма поведения экзальтированной публики, не более того.
Я стал возражать, что со стороны это выглядело действительно опасно, и судья почувствовал, что я начал нервничать.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, мы всего лишь хотим установить истину, и надеемся в этом на вашу помощь.
Тут я и вовсе разозлился и заявил, что вовсе не собирался устанавливать никакую истину, а хотел предупредить самоубийство.
– Но как следует из показаний свидетелей, попытки самоубийства не было! – возразил судья. – Разрешите мне задать вам несколько вопросов: кто вы, откуда, каков ваш род занятий?
Мне пришлось объяснять суду, что я временно безработный, проживаю в городе Курске на чужой даче, и с этим неприятным ощущением необходимости оправдываться я и проснулся. Я проснулся на чужой даче под Курском. Я действительно вот уже два года был безработным, моя жизнь зашла в тупик, я не знал что мне делать дальше, но я твердо решил, что буду искать пути, чтобы выбраться из этой ситуации – мне все же интересно было знать каков сюжет у этой повести, и что же со мной будет дальше.
Я начинаю почти каждый день с вопроса к себе. Я начинаю день с вопроса: кто я? – словно бы я только что родился и за мной нет никакой истории, никакого прошлого. Мне немного холодно, в комнате прохладно, середина мая, но погода все еще не установилась, словно намекая на то, что мне бы тоже пора установиться, но я только мерзну и раздумываю над тем, как выразить то, что я чувствую каждое утро. Я начинаю каждое свое утро со списка потерь. Поскольку я не могу остановиться, то каждое утро я стараюсь его чем-то дополнить, добавить в него новое имя, тем самым, очищая пространство сознания от помех, избавляясь от явлений, имен, наименований, которые не несут никакой смысловой и эмоциональной нагрузки, которые только мешают мне осознать то положение, в которое я попал. Я не знаю, что это за положение. Для кого-то оно было бы невыносимым, но я не спешу делать выводы, я постепенно приучаю себя погружаться в это состояние тишины и безлюдья, в эти
Открывает список мама, и дальше словно ураганом сметает всех, кто долгое время был с ней связан: ее сестру, моя жену, детей. Так горько, что трудно остановиться. Список растет за счет бывших друзей, знакомых, коллег, учителей. Постепенно я оказываюсь в царстве мертвецов и сам кажусь себе одним из них.
Шавасана – поза мертвеца.
Я ложусь на пол и закутываюсь словно саваном покрывалом и погружаюсь в дрему. Время от времени я вздрагиваю, не давая сну полностью овладеть мной. Мой мозг отключается, на секунду мне кажется, что я разглядываю лоб человека, погруженного в воду.
Я испытываю облегчение, но мое сердце наполняется печалью. Я не могу изменить порядок вещей и оказаться среди живых. Там, где-то на другой половине земли, мои дети, от которых я отрекся. Я сам подписал себе приговор, я сам покончил жизнь самоубийством. Мама, зачем?
Ночью мне снилось, что я в одной постели с женой. Мы лежим и молчим. Я думаю: почему мы не можем поговорить обо всем откровенно, почему мы замкнулись в молчании? Неожиданно жена начинает меня целовать в губы. Ее поцелуй сладок и даже приятен, хотя наяву я никогда не думаю о ней, как о желанной женщине. Если бы я продолжал любить ее или испытывать привязанность, я бы не заходил в своем упрямстве так далеко, я бы давно уже вернулся. Но в том и дело, что между нами установилось молчание, и оно как необитаемый безжизненный континент с каждым днем наполняется все большим значением. Я сплю в постели с другой женщиной, но в моей душе продолжает жить эта раздельность. Мысленно я часто возвращаюсь к прошлой жизни, разглядываю фотографии бывшей жены, своих детей – я чувствую себя преступником, приговорившим самого себя к пожизненному сроку и это не делает меня счастливее. Думаю, что это беспокоит женщину, с которой я живу тоже, я не принадлежу ей, я постоянно где-то еще, в другой жизни, от которой я не могу оторваться. Но может это и не так плохо? Часть меня продолжает жить прошлым, и это тоже признак жизни, разве нет? Я не супермен, и мне следует прислушаться к собственным чувствам, чтобы научиться их понимать. Возможно так я научусь лучше понимать себя? Я не могу просто игнорировать то, что со мной случилось, я должен понять, что произошло. Я хочу научиться жить в ладу с самим собой и не причинять вреда другим людям.
Как стать более человечным? Как приблизиться к самому себе? Как перестать выдумывать себе образы и отказаться следовать за теми сценарными ходами, которые им предписаны? Как научиться отделять хорошее в себе, от плохого? Как оставлять за дверью все зло, что прилипло к моим подошвам, входя в чужую жизнь? Я не знаю, могу ли я исправить старые ошибки, но, по-крайней мере, я бы не хотел делать новых по старым лекалам. Поэтому так важно научиться разговаривать, не давать молчанию овладевать нами. Может мы могли бы многое исправить, если бы научились доверять друг другу свои мысли? Или мы могли бы научиться мыслить так, что нам нечего было бы скрывать друг от друга? Это похоже на некий алгоритм, который мы устанавливаем, культивируя свое сознание, чтобы оно походило на возделанный сад, а не на дикие, непроходимые джунгли, полные диких и опасных животных. Я бы не хотел испытывать страх, гнев или ярость, думая о своем прошлом. Пусть все в нем мне будет понятно, так у меня будет меньше шансов невольно ранить или уязвить себя, меньше повода для паники, отчаяния или стыда.
Мама, мама – вот тебя и не стало.
Вот тебя и не стало, мама.
Что стало с моей уверенностью,
что тебя слишком много?
а мне досталось так мало,
когда ты ушла,
и вовсе, как отрубило:
пост круглый год,
никаких излишков,
но ты позаботилась
– должно быть знала -
оставила деньжат на книжке.
Не много, но и не мало:
на жизнь целую не хватит, конечно,
но хватит, чтобы начать латать
свое одиночество.