Синдром отмены
Шрифт:
Я начал с того, что пил и таскался за бабами,
я прожил жизнь за одно лето,
к осени выдохся, к весне развелся,
бросил пить после больницы.
Так прошло полтора года,
в чужой квартире, с чужой женой,
где мы заполняли бреши:
шили-латали,
лечили раны на скорую руку,
до пьяного пота любили друг друга,
вполне безопасно, впрочем,
почти невинно,
как дети, брошенные родителями,
на произвол судьбы.
Я трезвел постепенно,
заполняя время строчками,
сочиняя истории одну за другой,
в которых не было вымысла.
Пятую
на которую не было спроса
я написал за полгода.
Что делать дальше?
Поставить точку
и начать жизнь с начала?
Зачем, если из нее исчезли все звуки,
шум городов, улиц.
Я остался один на один с прошлым
которое не имело смысла,
я покончил с собой,
оставаясь формально живым,
здоровым и на удивление трезвым.
Я решил показать жизни спину,
уставшего от нее человека,
ни в отца и не в мать -
слишком жадных, слишком открытых,
я же подобен бревну, мертвому дереву,
крокодилу,
лежащему по ноздри в тине,
поджидающего свою жертву.
Подойдя слишком близко,
ты замечаешь мои глаза
цвета болотной жижи,
и называешь меня по имени.
Снился сон будто я в гостях в Бурятии в доме у своей бывшей тещи. Там собрались многочисленные родственники моей бывшей жены, она сама, много родственников-бурятов со стороны мужа сестры. Меня почти никто не узнает. Одна из женщин долго присматривается ко мне, а потом подходит и начинает сватать мне мою бывшую супругу, нахваливая ее как хорошую женщину, вот, дескать, не повезло ей, мужа в пьяной драке убили. Я смеюсь, подхожу к жене и говорю ей, что уже не первый раз слышу эту историю. Она в это время сидит за столом и играет с женщинами в карты. Я отвлекаю ее от игры, она пересаживается ко мне поближе и прислушивается к тому, что говорят в комнате люди. Тогда какой-то бурят, сидящий и инвалидном кресле, обращается ко мне и говорит, что мне нужно найти просвещённого человека – называет его бурятским именем, который снимет с меня темную энергию и освободит от проклятия. Все буряты, находящиеся в комнате на перебой подхватывают эту идею и начинают на все лады повторять имя человека и название той злой силы, которая мной овладела. Я хочу запомнить эти странные имена и слова, повторяю их про себя несколько раз, решаю записать, но не нахожу клочка бумаги, чтобы это сделать. Потом просыпаюсь, думаю о своем сне, повторяю имя несколько раз вслух и засыпаю вновь, пока вся эта абракадабра из слов полностью не выветривается у меня из головы.
Утром я думаю, что мне действительно совершенно не нужно пить алкоголь и принимать наркотики – мой мозг и без того слишком восприимчив – накануне я посмотрел фильм о народных целителях и рассказанные в фильме истории вошли в мои сны. Если я буду насыщать свое сознание религиозными образами, то и божественные откровения не заставят себя долго ждать.
Я унаследовал эту впечатлительность от своей мамы. Накануне своей смерти она была уверена в том, что это бурятские родственники моей жены «нашаманили» ей смертельную болезнь. Мы серьезно повздорили с ней на этой почве. Я решил, что она выжила из ума. Это была наша последняя ссора. Я едва успел примириться с мамой за две недели до ее смерти.
Перед сном я опять обсуждал с Верой свои планы. Мне не давала покоя мысль, что мне нужно возвращаться в Америку. У меня нет никакого плана жизни в России. Я чувствую свою отстраненность и равнодушие ко всему происходящему. Я бы хотел окончательно исчезнуть, раствориться, не слышать звуков, не вступать в коммуникации, не заниматься никаким делом. Мои контакты совершенно минимизированы, малейший выход за привычные рамки вызывает у меня стресс, я понимаю, что утрачиваю навыки, необходимые для жизни нормального человека в обществе.
– Я открою тебе секрет – утешает меня Вера – нормальных людей нет. Ты не производишь впечатление ненормального, и в этом твой плюс.
– Но разве ты не видишь, что я сильно отличаюсь от окружающих? Я ничего не хочу, мне ничто не интересно.
– Ты хочешь просто приехать к жене и сесть ей на шею? – спрашивает меня Вера саркастично – ее начинает раздражать этот разговор.
– Да, я хочу приехать и сесть ей на шею, ведь это мой дом, и я имею полное право в нем находиться. И потом, я найду себе работу, не сразу, быть может, и не ту, что мне по душе, но найду.
– Ты хочешь там умереть? Ведь ты не выдержишь, сорвешься, начнешь пить, сядешь на наркоту. Хуже того, ты можешь в приступе агрессии наломать дров и сесть в тюрьму – ты этого не боишься?
– Мне уже кажется, что моя жизнь закончена. Психологи советуют в подобной ситуации начать помогать другим людям.
– Ты помогаешь, но не всем. Ты сам выбираешь кому помогать, а кому нет. Мне ты помог, во всяком случае.
– Может мне попробовать жизнь в монастыре? Что я, собственно, теряю? Ни профессии, ни работы, ни семьи?
–Ты просто заскучал. Ты способен увлечься. Когда у тебя есть тема, и ты пишешь, ты ничего не замечаешь вокруг.
– Все, что я пишу не имеет никакой ценности. Может быть я и начал писать, чтобы в этом убедиться, теперь я освободился от иллюзий и должен приняться за какое-то дело. Поскольку я толком ничего не умею делать, то монастырь мог бы стать вполне разумной альтернативой. Буду делать, то, что мне скажут: убирать, готовить, ухаживать за растениями. Проблема только в том, что я быстро устаю.
– Тебе там быстро надоест. Ты там не задержишься. Ты обязательно устроишь какой-нибудь скандал и тебя выпрут с позором.
– Но там, я по крайней мере буду в обществе себе подобных социопатов, может быть, это меня успокоит, на их фоне я не буду ощущать себя изгоем.
– Тебя это не успокоит. Они там как пауки в банке сидят и ждут кого им закинут, чтобы сожрать. Ты не выдержишь.
– Думаешь я начну драться?
– Скорей всего. Я видела тебя в подобной ситуации, когда ты терял контроль – тебя никто не мог остановить. Смирение – вот, что важно.
Я задумался над Вериными словами о смирении. Пожалуй, она права.
Ночью снилось, что я вернулся домой и супруга, потягиваясь в постели спрашивает меня, почему я ее не обнимаю и не целую? Я на секунду оторопел, но потом вспомнил, что мы уже в разводе и я не обязан проявлять к ней супружеские чувства. Я ушел в другую комнату и ко мне в гости пришла пышущая женственностью негритянка и принялась со мной заигрывать. Я не мог определить ее возраст, на вид ей можно было дать и шестнадцать, и шестьдесят. На ней было яркое выше колен платье из которого во все стороны выпирала цветущая женская плоть.