Синдром Вильямса
Шрифт:
Хорошо. Начнем сначала. Есть три варианта: Матвей — охотник, он вышел на мой след и будет теперь вести меня, либо пока не найдет способ убить, либо пока не убедится, что я здесь одна и ни к кому его не приведу. Второй вариант: Матвей — «слепой» охотник. То есть он происходит из семьи охотников, но ничего не знает ни о себе, ни о нас. В конце концов, здешняя картина мира не включает ни переходов между мирами, ни эльфов. Если не на кого охотится, то как они смогут поддерживать себя в рабочей форме? Может, и правда, охотники забыли о нас много веков назад? Так, что-то осталось на уровне генетической памяти, но он не понимает природы своих чувств и тем более не знает, что делать дальше. Третий вариант: я просто нравлюсь Матвею. Маловероятно, но почему бы и нет? Хотя в таком случае он едва ли стал
Но когда охотники выслеживают жертву, они ведут себя почти как обычные люди, которые испытывают симпатию к человеку. Стараются оказаться рядом с объектом своей влюбленности, находят возможность поговорить, переброситься шуточками, побыть вместе. Но есть одна неуловимая нота, это самое «почти». Охотники чуть-чуть переступают эту грань. Разговаривая, они подходят чуть ближе, чем позволяют правила приличия. Оказываясь рядом, всегда следят глазами… С каждой новой встречей охотник все глубже и острее чувствует свою жертву. Чем дольше длится контакт, тем больше может охотник — рано или поздно он начинает чувствовать, здесь ли жертва или нет, ее настроение и даже может предугадывать простейшие желания и действия. Хуже всего бывает, если допустишь физический контакт. Он начинает ощущать твое присутствие в радиусе нескольких километров. Расставляет сети, чтобы в них попало как можно больше жертв. Я вздрогнула, отгоняя воспоминания. Два раза я уже попадала в эти ловушки — не распознала охотников. Но там были другие миры. Совсем другие.
Сменить работу? Уехать в другой город? Остаться и понаблюдать, как Матвей будет вести себя дальше, чтобы точно понять, кто он такой? Как жаль, что мы очень мало знаем об охотниках. И все-таки кое-что мы знаем!
Глава 5. Социальные сети
Люди — такие беззащитные с этой игрушкой под названием «социальные сети». Как будто мир вокруг теплый и ласковый, и нет в нем ни воровства, ни грубости, ни зависти, ни хамства… Как будто им никогда не приходилось срываться с места и уходить, как будто за ними никто никогда не следил…
За каких-то три часа я выяснила о Матвее все, что хотела. Друзья Митя и Витя. Интересы — автомобили и самолеты, все как положено обычному мальчику. Невеста Людочка. Еще несколько милых девушек в друзьях — это правильно, Людочке тоже с кем-то нужно будет общаться после их свадьбы. Школа, институт, дача, работа… Все выглядело очень мирно и обычно. Если бы не брат Иван. Имена братьев могли быть, конечно, совпадением. Но в сочетании с фамилией — Гавриловы — вероятность родителей-охотников резко возрастала. Причем охотников не слепых, а тех, которые знают, что делают. Гаврил, Габриэль — небесный покровитель охотников. Еще когда я читала их книги по религии, я запомнила, каких фамилий мне стоит опасаться — от имен Михаил и Гавриил.
Родителей в соцсетях мне найти не удалось. И это мне тоже не понравилось. Правда, чем старше человек, тем меньше времени он проводит на этой свалке чужих виртуальных биографий. Так что всякое бывает…
По-хорошему, мне стоило уехать сразу. В любой другой город, чем дальше отсюда, тем лучше. И я даже начала прицельно рассматривать карту страны. Но быстро споткнулась о важный фактор — деньги. Да, сюда я попала вообще без денег и документов. И мне удалось выжить. Но у меня не осталось больше ничего, что можно продать.
Я не очень хорошо знаю это государство и его устройство. Зато я хорошо знаю, что если для покупки билета нужен паспорт, то твои имя и фамилия оказываются в сети и при небольшой изобретательности легко оттуда извлекаются. Снова менять имя и фамилию? На это уйдет месяц или даже больше, это я уже знала.
Еще я знала, что если человек несколько дней не моется и плохо ест, то у него мало шансов начать незаметную тихую жизнь. И чем дольше тянутся эти несколько дней без еды и душа, тем ниже шансы. Жизнь на улице тоже по-своему незаметна, но заканчивается плохо и быстро. Если мне захочется умереть, то я выберу, пожалуй, охотников — мучительно и больно, зато быстрее по сравнению с изнасилованиями, побоями и ограблениями.
Поэтому если уезжать — то на электричке. И хотя бы с небольшим запасом денег, чтобы можно было снять комнату или квартиру в таком месте, где тебя не ограбят и не изнасилуют в первый же вечер. И потом нужно очень быстро найти работу, потому что деньги имеют свойство заканчиваться, причем быстро.
Увы, мне не повезло. Новогодние каникулы не только заморозили все объявления по работе, но и резко подняли цены на съемное жилье. Особенно в дальних городах, окруженных лесами. Моя же квартира, которую я снимала, оплачена до конца января. И если я уйду, не бросив работу, а уволюсь по всем правилам, то еще получу какую-то сумму. И за две рабочие недели можно попробовать найти себе работу и жилье в другом городе. Поэтому я решила пока остаться, переждать праздники, но вести себя крайне осторожно.
А пока меня, как и всех, ожидают каникулы. Город большой, Матвей не знает где я живу и едва ли чувствует меня настолько, чтобы отыскать среди нескольких миллионов. Зато благодаря его блогу я точно знаю, как он проведет свои каникулы и куда мне совершенно не стоит ходить, чтобы избежать ненужных встреч
Глава 6. В лесу
В первый день нового года я решила поехать в лес. Выбрала станцию, которая называлась «Сто первый километр», собрала термос, бутерброды, яблоко и апельсин, с вечера бросила в рюкзак запасные варежки и носки. Я собиралась весь день бродить среди деревьев, валяться в снегу, слушать скрипы сухих веток под ветром и сухого снега под ногами. В этот день страна спит почти до вечера, компенсируя бессонную ночь. Единственный день, когда я чувствую себя спокойно.
Сначала все так и было. Я выехала на ранней электричке, до рассвета. В вагоне было тепло и пусто. Я приготовилась смотреть в окно, но видела в нем только свое отражение. За всю дорогу так никто и не вошел в вагон. Забавно, если во всем составе окажется один пассажир — я.
Рассвет я встретила в лесу. Я специально не уходила далеко от платформы. Лес, настоящий густой еловый лес начинался справа от нее, а слева была только узкая полоса деревьев, за которыми тянулся холмистый берег реки. Река замерзла и, засыпанная снегом, угадывалась с трудом. Я стояла на вершине холма и смотрела на восток. Низкое зимнее небо светлело, делалось словно бы стеклянным, подсвеченным изнутри. Потом синий цвет стал уходить вверх, а снизу потек желтый, прозрачный, как лимонный сок свет. Он продвигался вперед медленно, но все движение было заметно. У холмов сначала появились огромные неясные тени, а потом они начали сужаться, приобретать очертания. И, наконец, из-за горизонта показалось оно — зимнее солнце. Неяркое, с розоватыми, словно румяными щеками от облаков вдалеке. И на снег легли желтые яркие блики, а в глазах заплясали солнечные зайчики. Я смотрела на солнце не щурясь. Оно не дарило тепла, но оно несло свет и настоящий, хоть и такой далекий? огонь. Когда нижний край оторвался от горизонта, я взяла пригоршню снега с того места, где солнечное пятно было особенно ярким и умыла им лицо.
Я перешла через рельсы и двинулась по дороге в лес. Дорога была наезженной и вела в деревню, поэтому я прошла по ней совсем немного, метров сто, а потом свернула прямо в снег. Идти было легко, снег еще не покрылся коркой льда, не свалялся в плотную массу, а был пушистым, невесомым, как в начале зимы. Я слушала треск неизвестных мне птиц, теньканье синиц, крики ворон. Один раз забралась под огромную еловую лапу, где снега было меньше и не задувал ветер и выпила горячего кофе. Есть не хотелось, я посидела немного и пошла дальше. Впереди у меня был целый день.