Синдром звездочета
Шрифт:
У Микробосса явно не было такого жизненного опыта, как у меня, зато, похоже, в избытке имелись обидчивость и злопамятность. Он моментально нажаловался на меня нашему общему руководителю, и мне пришлось оправдываться.
Ирке я об этом говорить не стала: она бы потребовала, чтобы я прямо сейчас написала заявление на увольнение по собственному желанию. Еще и достала бы из своей сумки-самобранки чистый лист бумаги, стило и бестрепетно водила бы моей рукой, выписывая буковки.
Дождавшись, пока Микробосс взойдет на шестой этаж и шлейф
Спрашивается, и чего мне не сиделось с моими славными графоманами – людьми бесспорно творческими?
Пока я тихо костерила себя и косноязычных докладчиков, запел мой телефон.
– Слушаю! – радуясь возможности отвлечься, охотно откликнулась я.
– Елена Ивановна?
Моя радость увяла. С официального «Елена Ивановна» обычно начинают разговор телефонные жулики разных мастей.
– Слушаю вас, – повторила я уже довольно злобно.
– Это сотрудник службы безопасности с КПП, Василий меня зовут, – сказал мужской голос в трубке. – Вы не могли бы выйти к турникету? К вам тут пришли…
– Уже бегу! – пообещала я, вновь воспрянув духом.
Даже не спросила, кто ко мне пришел. Подумала, что это заботливая подруга все-таки привезла обед, хотя я и просила ее этого не делать.
Но это оказалась не Ирка. В тесном помещении КПП дожидалась незнакомая девушка.
– Это вы Елена Ивановна? – Она подалась к турникету.
– Можно просто Елена, – отозвалась я машинально. – А вы кто?
– Я Юля. – Девушка покосилась на охранника. – Мы можем поговорить наедине?
Я тоже глянула на Василия – он отвернулся, делая вид, будто не обращает на нас внимания. Поколебавшись пару секунд, я приложила свой бейдж-пропуск к считывающему устройству. Оно разрешающе мигнуло зеленым, и я прошла за турникет, на ходу предупредив не то охранника, не то незнакомку, не то их обоих:
– На пару минут, не больше.
Василий промолчал, а девушка пообещала:
– Я вас надолго не задержу.
Мы вышли на улицу, отодвинулись от КПП на пару метров и встали под забором, чтобы не мешать пешеходам.
– Слушаю вас, – сказала я.
– Охранник сказал, это вы вчера позвали его к упавшей девушке?
– Он меня запомнил? – удивилась я.
Профессионал, однако. Выхватить кого-то в толпе, которая штурмует турникеты по утрам, да еще успеть имя на бейдже прочитать…
Или это я такая незабываемая?
– Я попросила, и он в своей программе посмотрел, кто проходил в это время. Узнал вас по фото в базе пропусков, – быстро объяснила моя собеседница.
Я не стала уточнять, чем объясняется отзывчивость охранника. Меня заинтересовало другое:
– А в чем дело? Почему вы интересуетесь той девушкой?
– Она моя подруга, – сказала собеседница и нервно провела ладонью по гладким черным волосам. – Мне вчера позвонили из больницы…
– Как она там? – не дослушала я.
– Никак. Она умерла. – Чуть раскосые глаза закрылись, снова открылись, в уголках блеснули слезинки.
– Ох… – Я расстроилась, и даже не сообразила выразить соболезнования. – Сердце, да? Или инсульт?
– Не сердце и не инсульт. У Верочки была аллергия.
– Вот такая, прям смертельная? – не поверила я.
– Представьте себе. Ей к морепродуктам на милю приближаться нельзя было.
– Не знала, что такое бывает… Но… простите, не запомнила ваше имя?
– Я Юля.
– Юля, а я-то тут при чем?
Девушка посмотрела на меня в упор, сжала челюсти и сделалась похожа на монголо-татарского воина. На Чингисхана, готового к завоеваниям.
– Где, по-вашему, в девять утра она могла угоститься морепродуктами?!
– О…
Я глянула в одну сторону, в другую. До конца улицы не было не только заведений общепита – вообще ничего, кроме забора с одной стороны и многорядной дороги с другой. И все же я сказала:
– В пяти минутах отсюда большой торговый центр…
– И фудкорт там начинает работу в десять, – перебила меня Юля. – А ресторан японской кухни и вовсе в двенадцать.
– А супермаркет открывается в восемь, там есть готовые блюда, наверное, и рыба тоже…
– Пфф, жареная путассу? – Девушка фыркнула и непримиримо тряхнула смоляными волосами. – Для Верочки по-настоящему опасны были креветки, но их она избегала как огня.
– Что вы хотите сказать?
– Причина смерти какая-то другая! А в больнице, разумеется, не стали разбираться. Написали – анафилактический шок, ведь у Верочки в карточке указано, что она аллергик. – Девушка притопнула ногой, отвернулась и коротко взмахнула рукой – кажется, стерла слезу.
– А от меня-то вы чего хотите? – спросила я с тоской, прекрасно понимая, что Ирка теперь от меня не отстанет – потребует расследования.
– Может, вы что-то видели? Или слышали? Что случилось с Верой перед смертью? К ней кто-нибудь подходил, она с кем-то общалась?
– Да я заметила ее, только когда она упала, – призналась я и посмотрела на часы. – Простите, не могу отсутствовать на рабочем месте дольше пятнадцати минут, мне срочно нужно возвращаться.
– Но…
Девушке-Чингисхану хотелось меня задержать, но аргументов она не нашла.
Я уже поднималась по лестнице в свою башню, когда смартфон в кармане дернулся, простреленный эсэмэской: «Позвоните, если что-то вспомните. Это Юля» – и номер телефона.
– И в самом деле, поразительно отзывчивый человек – охранник Василий, – пробормотала я, понимая, кто дал девушке-Чингисхану мой номер, имеющийся в базе.
Остаток дня я не скучала: пока правила доклады и лекции, усиленно размышляла, рассказывать ли Ирке о смерти Верочки. И если рассказывать, то что именно.
Может, ограничиться сообщением официального заключения – смерть от анафилактического шока?