Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
– Specellum verity*. Зеркало правдивости, - объяснил Миарон Евгеньевич.
Единственное зеркало в кабинете Стопятнадцатого - то, в которое декан поначалу любил разглядывать меня. Значит, это артефакт. Немудрено. Не удивлюсь, если в кабинете Генриха Генриховича каждая вторая вещь - древний и бесценный раритет.
– Вы по-прежнему уверены в своих подозрениях?
– обратился профессор к Михаславу Алехандровичу.
– Мы хотим разобраться, - отозвался тот.
– Ведь
– Думаю, кражу совершил тот, что хотел переложить вину на Эву... Карловну, - Альрик произнес отчество с заминкой, и Мэл сжал губы узкой полоской.
– Прежде всего, потому что она беспрепятственно выносит разнообразные вещи из института. Ведь так?
– перевел он взор на меня, и в груди ухнуло.
Заявление профессора устроило эффект, подобный анафилактическому шоку.
– Разве таковое возможно?
– спросил Миарон Евгеньевич, отойдя от изумления.
– Страж запрограммирован...
– Страж - живое существо, - ответил Альрик.
– Специально выведенная порода. Программа закладывается с помощью глубинного гипноза, - постучал он пальцем по виску, - а дополнительная сетка символов, вживляемых под кожу, обеспечивает связь с базой данных института.
– Невероятно!
– воскликнул Миарон Евгеньевич.
– Верно ли заявление профессора?
– обратился ко мне.
Насмешливый взгляд Альрика не оставил шансов.
– Да... но я всегда возвращала...
– пролепетала я после мучительного молчания и внутренней борьбы.
Мэл сжал мою руку.
– Я заставлял её, - сказал громко.
– Эва выносила книги из библиотеки, потому что я приказывал. И угрожал. Шантажировал, что расскажу всем...
– Нет!
– вскочила я.
– Это я виновата во всем! Мэл не при чем! Я... булочки... расстегаи из столовой... справочники, учебники... Но всегда возвращала книги! Он не знал, - показала на Мэла.
– Определитесь, пожалуйста, - обронил небрежно профессор. Сказал так, будто мы - два ребенка, выгораживающих друг друга в попытке уменьшить степень вины каждого.
– Я... потрясен, - подал голос Стопятнадцатый.
– Не ожидал. Скажите, милочка, как вам удалось?
Что удалось: украсть артефакт или вступить в сговор с Монтемортом?
– Страж не виноват!
– заговорила я горячо.
– Он не знал. Он не при чем.
Альрик засмеялся, красиво и весело, а руки Мэла сжались в кулаки.
– Выходит, страж не справляется с обязанностями. Если Эва Карловна сумела вынести книги из института, это может сделать любой, - выдвинул предположение Миарон Евгеньевич.
– Мы узнаем об этом... скоро, - заверил профессор, взглянув на часы.
– Но могу с уверенностью сказать, что Эва Карловна никоим образом непричастна к краже.
– Как?!
– хор голосов мог бы сравниться по стройности с профессиональным певческим коллективом.
– Очень просто. Объясню с легкостью, и, пожалуй, начну издалека. Люблю долгие вступления, - улыбнулся Альрик, но собравшиеся не разделили веселье.
– Но сначала хочу напомнить о профессиональной этике и о клятве неразглашения должностными ответственными лицами личных тайн.
– Деканы кивнули, соглашаясь.
– Итак, будем считать отправной точкой гражданскую войну, случившуюся почти пятьдесят лет назад, а точнее, её последствия. Тогда побежденных вместе с семьями насильственно ссылали на западное побережье. Об этом знают все, не так ли?
– Молчание подтвердило слова профессора, я же впилась в него глазами.
– Но мало кто знает, что победители установили для каждого жителя побережья уплату долга отчизне. И дети, и внуки ссыльных при рождении получали и получают долг, который переходит по наследству. Любой без исключения, кто живет на побережье, обязан вернуть долг отечеству. Вы знали об этом Егор Артёмович?
– обратился он к Мэлу, и тот вздрогнул.
– Наверняка ваш родственник немало рассказал о западном побережье.
Меня словно обожгло пощечиной. Мэл знает? Кто рассказывал ему о побережье - отец, дед? И Мэл молчал. Всё это время он скрывал. Не заикнулся. А я, наивная балда, выпытывала подробности у Агнаила.
– Кое-что слышал, - ответил скупо Мэл.
– Кое-что, - глаза профессора сверкнули... торжеством?
– Итак, долг перед отечеством на Большой земле. Его уплачивали и платят по-разному. В научных лабораториях, в качестве прислуги, в изматывающем физическом труде... Продолжительность определяется степенью тяжести. Обычно - от года до трех, а иногда дольше.
Альрик говорил, прочие молчали. Я пожирала его глазами, а он, казалось, рассказывал мне одной, потому как его взгляд не отрывался от моего лица. Он рассказывал то, о чем я должна была услышать от Мэла.
– Смешно думать, что победители не обезопасились от повторных попыток неповиновения. Мало изолировать побежденных. Их нужно контролировать и пресекать в корне подозрительные вспышки способностей. Вам, Егор Артёмович, должно быть известно, что ссыльных насильственно заставляли принимать препараты, подавляющие активность мозга. Для достижения максимального эффекта лекарства перевели в растворимую форму в виде прививок, причем регулярных, в течение нескольких лет. До сих пор живущие на побережье проходят регулярные осмотры с замерами вис-потенциалов - обязательные для каждого.
– Откуда вы знаете?
– спросила я хрипло, словно простуженная. Точнее, каркнула как ворона.
– Из первоисточников. Из научных работ Иссака Гобула. Помните?
Помню ли я? Как-то профессор упомянул об ученом, изучавшим мутацию, когда у видящих родителей рождается слепой ребенок. Sindroma unicuma.
Нет, исследования Гобула - не обо мне.