Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
– Не за что. Знаешь, Эва, я часто думаю, почему у нас не получилось...
Что-что? Мои уши, наверное, давно не мылись. Мерещится всякое.
– У нас могло выйти что-то путное, будь я умнее. А на деле бросил тебя в "Вулкано"... Потерял свой шанс...
Петины откровения валили с ног. Минуту назад мы разговаривали как добрые друзья, и вдруг чемпион решил усложнить дружеские отношения
– Петя, что было, то прошло. Хватит винить себя. Ты предложил долг, я приняла. Всё честно. И в отделении отсидел. Разве недостаточно?
– Отсидел...
– повторил парень.
– Заслуженно. Другие хвастают приводами и сравнивают, у кого больше, а мне одного хватило на всю жизнь... Эвочка, помоги! Привод - как бельмо на глазу. Никакими медалями и чемпионскими титулами не замазать. А я... Мне нельзя... Нужно, чтобы чистое досье... С приводом и надеяться не на что!
Эмоциональная бессвязность Пети ошарашила меня. Он метил высоко, может быть, под крылышко к дочке замминистра финансов. А идеальная биография оказалась запачканной случайным арестом. Таких не берут в высшую лигу.
– Один дурацкий привод, и всё насмарку, - жаловался парень.
– Тебе ведь нетрудно. Твой отец или отец Егора... Он же твой, ну... почти родственник. Им достаточно щелкнуть пальцами...
Я опешила. Попросить папеньку или Мелёшина-старшего, чтобы из личного дела Пети Рябушкина вымарали строчку о приводе в отделение? Вот так, невзначай попросить об услуге в разговоре за чашечкой воскресного кофе. Если учесть, что ни с отцом, ни с Мелёшиным-старшим я и парой слов не обмолвилась, то просьба чемпиона невыполнима. Абсолютно.
– А других способов нет?
– спросила неуверенно.
– Какие могут быть способы? Это клеймо. На всю жизнь, - понурился Петя.
– Неужели тебе трудно? С меня причитается.
Ох, Петя, знал бы ты правду о родственных связях в запутанном клубке Мелёшиных-Влашеков, не заглядывал бы с надеждой в глаза.
– Мне не трудно, но...
– Значит, поможешь?
– обрадовался парень.
Из патовой ситуации вырвал стук в дверь. На пороге стоял Капа с чайником в руках.
– О, привет! Услышал голоса, дай, думаю, загляну. А Мэл где?
– По делам уехал. Скоро будет. Это Петя Рябушкин, учится на внутреннем факультете, - представила я чемпиона.
– А это Капитолий Чеманцев, мой однокурсник и сосед.
Парни пожали друг другу руки.
– Помню, - сказал Капа.
– Ты приходил как-то. И перед "Лицами года" приезжал.
– Петя принес фотографии с приема. Хочешь взглянуть?
– Валяй.
– Капа протопал в швабровку как к себе домой.
– Осторожно, горячий!
– заставил чемпиона посторониться и водрузил чайник на стол.
– Решила прибраться?
– Съезжаю. Вот, манатки собираю.
– Ну, и добра у тебя, - присвистнул сосед, оглядывая беспорядок.
– Барахольщица. Чаю хотите?
– С удовольствием, - кивнула я.
– Спасибо, но мне некогда. Опаздываю на тренировку, - сказал воспитанный спортсмен.
– До свидания, Эва.
– До свидания, Петя. Спасибо за фотографии.
И парень, бросив на меня отчаянно-многозначительный взгляд, ушел.
– Не знал, что он высокий, - Капа ткнул пальцем в премьер-министра с фотографии.
– Метра два или около того.
– Наверное, - ответила я машинально. От облегчения, что сосед нагрянул вовремя, чуть не бросилась к нему на шею со словами благодарности.
– А где Сима?
– Они с Афкой в кино ушли. Погоди, сейчас кружки принесу.
Пока Капа организовывал чай с сахарной плиткой, я в задумчивости покачивалась на кровати. После разговора с чемпионом остался осадок. Неприятный, липкий. Не знаю, почему. Может, потому что Мэл предрекал, что ко мне повалят за помощью? И, к полнейшей неожиданности, в числе первых оказался Петя. Его просьба обрушилась как снег на голову. Парень искренне считал, что для меня плевое дело - замолвить словечко перед родителем или начальником дэпов*. И воспринял бы отказ в помощи как гордыню и зазнайство. А ведь Мэл предупреждал об издержках популярности.
Кстати, надо бы позвонить ему и рассказать об успехах в швабровке.
Выслушав краткий рассказ, Мэл сухо обронил:
– Уже еду. Жди, Папена.
Абзац. Предстоит трудный воспитательный вечер.
Воспитатель примчался в швабровку в разгар чаепития, и ему достался стакан с ароматным напитком и куском сахарной плитки. Мэл и виду не подал, что напряжен, но я знала - мне воздастся за безалаберность.