Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
bilitere subsensibila* , билитере субсенсибила (перевод с новолат.) - двухсторонняя сверхчувствительность
7. Параллельно
Выйдя в пустынный коридор, Мэл огляделся и быстрым шагом направился обратно, в "вулканический" зал. Комнатка подвернулась как нельзя кстати, словно специально дожидалась своего часа. Неизвестно, каково было её первоначальное назначение, потому что в крохотном помещении сохранилась полная изоляция от вис-проникновений.
– Милый, неужели не найдется местечка получше?
– промурлыкала, повиснув на нем. Получше нашлось в машине на заднем сиденье.
Несмотря на то, что правилами клуба запрещалось использование волн, запреты частенько нарушались. Мэл сам стал тому примером, создав сегодня несколько заклинаний, а у "особистов" тем более могли быть особые полномочия на создание вис-возмущений и наличие оперативной связи.
Он на ходу достал телефон и проверил работоспособность - экран оставался стабильно темным. Глушат, как обычно.
На очередном повороте Мэл еще раз обернулся. Никого. Можно погордиться собой: "особисты" потеряли след.
В зале продолжалась танцевальная вакханалия, словно и не случилось недавно из ряда вон выходящее событие - попытка убийства на глазах у многочисленных свидетелей. Десятки ног успели затоптать место инцидента, и уже не представлялось возможным восстановить картину случившегося, за исключением пересудов и слухов. Мэл сунул бармену банкноту в пятьсот висов и получил телефон со встроенной автономной станцией. Он успел сделать короткий звонок, когда к нему протолкался Мак.
– Лицо прикрывай, здесь рыщут охранники, - посоветовал Мэлу, и тот, облокотившись о барную стойку, сделал ладонь козырьком.
– Налетели сворой, но опоздали. Ходят и опрашивают, правда, теперь их поменьше. Часть ушла в другие залы, - рассказывал весело.
– А батины ищейки?
– Один точно здесь, а второго не чувствую.
Значит, заплутал в коридорах, отправившись вслед за Мэлом и его мышкой.
– Что Велюр? Слил охране?
– Успел свалить. Жди вызов на димикату*.
– Уже трепещу, - усмехнулся Мэл.
– В следующий раз подумает, прежде чем лапать чужое.
– Велюр видел, как ты и она... как ты на нее смотрел... И сразу понял, что между вами искры летят. Поэтому знал, куда бить.
– Проехали. Теперь это мои и его счеты.
– А где твоя? Круто было?
– не утерпел Мак.
– Круто, - ответил машинально Мэл, вытягивая шею и пытаясь разглядеть Ледышку там, где бросил её в одиночестве.
– А дальше?
– не отставал друг.
– Познакомишь их и предложишь стать лучшими подругами?
Мэл удивленно посмотрел на него и рассмеялся, а затем, расталкивая толпу, двинулся к столу.
****
Отвратительное чувство, когда тебя унижают на глазах четырех тысяч гостей, и делает это не кто-нибудь посторонний, а человек, у которого, между прочим, есть обязанности как у кавалера. Аксёнкиной казалось, что над ней смеются и показывают пальцами, а Мелёшину было всё нипочем.
Та, другая, оказалась совсем непохожей на второсортницу, нарисованную воображением Августы. Не сразу и с большой неохотой Аксенкина признала, что девица, побывавшая в постели Мелёшина - а в том, что та побывала, не осталось сомнений - хороша собой, и этот факт заметил не только Мэл, глазевший на девчонку и пускавший сопли как клинический идиот. "Слюнявчик забыл надеть" - раздраженно посмотрела Августа на своего кавалера, чья голова неуклонно поворачивалась как стрелка компаса в одном направлении. Аксёнкиной пришлось вытягивать безнадежные беседы с гостями, и хоть в чем-то она получила удовлетворение - за умение вести великосветские разговоры ей стоило поставить наивысший балл. Родители гордились бы ею, а Мелёшин-старший кивнул бы одобрительно, узнав об аристократической сдержанности, обходительности со старшими, культуре языка, изысканности речевых оборотов, лишенных слов-паразитов и невразумительных "э-э-э" и "м-м-м".
Зато Мелёшин-младший бил все рекорды тупоумия, а точнее, тяжелого кретинизма.
Для любой девушки, почувствовавшей себя неуверенно, есть хороший способ вернуть самообладание. Нужно найти у соперницы недостаток - пусть даже крохотный и незначительный, но достаточный, чтобы укрепить пьедестал, пошатнувшийся под ногами. Однако чем дольше Августа изучала ту, другую, тем сильнее разочаровывалась. Поначалу она снисходительно улыбнулась, увидев вспархивающих бабочек на голубом платье. "Детство какое-то" - едва удержалась, чтобы не фыркнуть, разговаривая со строительным магнатом и его супругой.
– "Точно моль, боящаяся нафталина".
Сравнение повеселило Аксенкину, но ненадолго. Платье, вкупе с обликом владелицы, смотрелось очень органично и никак не походило на недостаток. И к прическе не удалось придраться, и к макияжу, и к обуви, и от бесплодных попыток во рту делалось кисло, а причина оскомины улыбалась многочисленным гостям, и от её улыбки у Августы сводило скулы. Ну, почему у девчонки не лошадиный ржач или патологическая гундосость, а звонкий чистый голос? И над внешностью наверняка поработала целая команда специалистов, чтобы создать шедевр из убожества. Не толста и, к сожалению, не горбата, и фигура есть. Нос ровный, хотя ей подошел бы крючковатый с носопырками как дымоходные трубы. И ноги стройные, не кривые, хотя небольшое колесо посмешило бы Аксёнкину и примирило с унижением. Августа посмеялась бы и над слепцом Мелёшиным, не видящим дальше собственного носа, но, увы, недостатки, достойные внимания, так и не обнаружились.