Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
Что верно, то верно. Улучшения давно стерлись, и каждый килограмм складываемых вещей, похоже, теперь утраивался. Таким образом, судьбинушка сумки, послужившей мне верой и правдой с интернатских времен, была предрешена. Хватит держаться за прошлое, нужно смело глядеть в будущее.
– И кто же тебя так любит, а, Папена?
– прищурился Мэл.
– Можно сказать, уделяет особое внимание.
– Тоже хотелось бы знать. И главное - за что "меня любят".
– Иди сюда, - притянул меня Мэл, устраиваясь на кровати, и когда я села к нему на колени, сказал: - Запомни, услышу что-нибудь на тему "меня любят" - сразу оторву башку тому любителю. Понятно выразился?
– Я же сказала с противоположным смыслом!
– возмутилась его ультиматумом.
– В любом смысле. Разбираться не буду.
Временами моего парня чересчур заносит. А ведь может быть человеком, когда хочет, - вспомнилось его мирное согласие о разговоре с горнистом. Кстати, Мэл не задал ни одного вопроса о встрече на чердаке, и это удивляло. Или ему была неинтересна суть беседы с Агнаилом, или он не рассчитывал, что я поделюсь информацией - личной и сокровенной, и поэтому не лез, докучая.
– Вот и помоги найти того, кто посылает "подарочки", - разозлилась я. Угрожать мы все горазды.
– Ой, то есть помоги разоблачить того, кто строит козни, - исправилась, заметив красноречивый взгляд Мэла.
– Козни строит баб... Здесь чувствуется женская рука. Это месть или предупреждение. Как думаешь, за что?
Вот и говори прямо, к чему юлить? Без сомнений, поклонницы профессора не дают мне житья и покоя, наплевав на то, что их кумир несвободен. И ведь Мэл давно догадался о причине злопыхательств, но хочет получить ответ из моих уст.
– Замок клеем залили - раз, сумку вывели из строя - два...
– размышлял Мэл.
– Что еще?
– Crucis* запустили в волосы, - поведала с неохотой.
– Значит, поэтому постриглась, а не из-за жевательной резинки?
Я промолчала и в глазах Мэла прочитала упрек: "Ты, Папена, соткана из лжишки, лжи и лжищи, и любое твое слово нужно перепроверять на сто раз". Не признаю обвинение!
– вскинула голову. В ту пору мы были никем друг для друга, поэтому я была вольна недоговаривать и врать напропалую.
– Значит, crucis* - это три, - посчитал парень.
– Еще?
– Возможно... В субботу у пакета оторвались ручки. Прочный, между прочим, был пакет. Рассчитанный на двадцать килограмм продуктов.
– Это четыре, - продолжил считать Мэл.
– Наверняка были и другие попытки, но ты их не заметила. Тебе что-нибудь дарили?
– Нет. Разве что внутренники сделали плафончик... ну, и портрет нарисовали, - показала я на подоконник, на котором лежал свернутый бумажный рулончик.
– Еще перед приемом Петя дал цветы, но я их забыла в торжественном зале.
– При этих словах Мэл скривился.
– Особо и дарить-то некому.
– Теперь понимаешь, что тебя нельзя оставлять одну? "Доброжелатель" устроит очередную гадость, а ты не увидишь.
Я надулась на его слова. Сказал бы напрямик, что слепошарая, и не нужно изображать воспитанность. Хотя парень прав. Из-за того, что не вижу волн, могу спалиться на любой мелочи.
– Ты говорила, что немножко подумаешь о переезде, - напомнил Мэл, надевая пуловер.
– И "немножко" закончилось секунду назад.
– Кто сказал?
– Я. Разве ты не слышала, как оно закончилось?
– удивился он искренне, чем вызвал у меня хихик.
– И как же?
– спросила, подойдя к нему и обняв.
– Лопнуло как воздушный шарик. Говори!
– потребовал Мэл, обнимая в ответ.
В голове снова пронеслись расписанные Мэлом ужасы, ожидавшие меня в институте и вне его стен, а также слова Аффы, не постеснявшейся назвать некоторые вещи своими именами. Вдобавок напугало предположение парня о новых "покушениях". Кто знает, какие пакости придумают фанатки профессора?
– Хорошо. Давай попробуем. Я переночую у тебя сегодня, а там поглядим.
– Отлично!
– просиял Мэл и закрепил согласие поцелуем. Сладко и туманит голову, но опять придется подкрашивать губы.
К дальновидной стилистке улетело мысленное спасибо за аренду тюбика, отражение в зеркале кивнуло мне в последний раз, и мы отправились в институт - Мэл и я. Шли и обнимались, потому что теперь вместе, а у меня тряслись поджилки, и дрожал голос.