Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь
Шрифт:
– Ямасита-кун! – раздается голос, и я подпрыгиваю на стуле. Да, мы все еще сидим в школе, и все еще идет урок истории, а с доски на меня смотрит огромный портрет Исороку Ямамото, генералиссимуса флота Объединённой Японской Империи и патриарха школы «Божественного Кулака», который выжил в апреле сорок третьего, чтобы одним точным ударом разгромить врагов страны в решающем сражении при Мидуэе, и война была окончена перемирием в сорок пятом. Да, никакой ядерной бомбы над Хиросимой. Сзади хихикают – опять этот тормоз Синдзи-кун на уроке воробьев считает.
– Сатоми-сан! –
– Опять спишь на уроке, Ямасита-кун, – говорит Сатоми-сан, смягчаясь. – Повтори, что я только что сказала?
Я послушно повторяю материал учебника, отпечатавшийся в моей памяти. Сатоми-сан кивает, усаживает меня на место и продолжает урок, время от времени прерываясь, чтобы поднять очередного «счастливчика» и проверить усвоение гранита науки.
Звенит звонок, вернее школьные часы выдают свое «динь-донн-динь», и после того, как мы всем классом встаем и дружно кланяемся своему сенсею – домо аригато, годзаримашта! – класс разлетается по коридорам на большую перемену. Ко мне подсаживается Цудзи и небрежно толкает в плечо, за ним стоит его верный приспешник Акаи, низкорослый парень с веснушками по всему лицу.
– Эй, тормознутый! – говорит Цудзи, наваливаясь на мое плечо. – Сгоняй-ка нам с парнями за напитками к автоматам. Мне возьми газировку с вишневым вкусом, две штуки.
– А я буду колу, – кивает Акаи, – по дороге в столовой еще булочек с якисобой возьми.
– Точно. Якисоба. – Цудзи треплет меня по волосам. – Давай, не тормози, перемена не вечная. – И смеется. Я смотрю на них и невольно вздыхаю. Эти двое не дают покоя Синдзи-куну уже довольно давно.
С самого момента переезда в большой город – тогда Синдзи-кун был раздавлен смертью матери и переменой места жительства, новой школой, новыми людьми, да и вообще говоря, он никогда не был душой компании или просто общительным парнем. Он был тряпка. Еще и раздавленная тряпка. Прямо-таки подарок для школьных хулиганов, такой идеальный объект для травли, или как это по-современному – буллинга.
– Цудзи-кун, – говорю я, вставая и убирая его руку со своего плеча, – мне неприятно это говорить, но мы с тобой не друзья. Поэтому предлагаю вам самим сходить за напитками и якисобой.
Все-таки мне начинать первый свой день в школе с потасовки, да еще и с детьми… пусть даже у меня самого такое же тело. Но жизненный опыт, воля, умение разрешать конфликты и наработанный стиль ораторского мастерства должны позволить мне объяснить все сразу и как следует. Так сказать, решить все мирным путем. Да. Наверное.
– Что?! – глаза у Цудзи налились кровью и выпучились. – Что ты сказал, угребок?!
– Я… – начал было я повторять, но в этот момент словно грузовик въехал мне в голову. А точнее – в ухо. Бамц! В голове потемнело, в ушах стоял звон. Цудзи раскрывал рот, а я смотрел на него снизу вверх. Почему? Потому что
– …ты че, охренел, огрызок тормознутый?! – шипел сверху Цудзи, а я только начинал понимать, что произошло. Он ударил меня в ухо. Тело мелкого Синдзи-куна не привыкло к такому обращению и село на задницу, словив нокдаун. Я потряс головой – аккуратно, чтобы не встряхнуть еще раз, схватился за парту и встал. Ноги не держали, тряслись, в ушах стоял звон, во рту медный привкус, сердце колотилось, норовя выскочить из груди.
Весь мир стал каким-то далеким и отстраненным. Так, подумал я, это мы уже проходили, знаю, что со мной происходит, это просто сенсорный шок, адреналин и прочие гормоны «бей или беги», надо взять себя в руки, я сто раз бывал в такой ситуации, это просто тело у меня неопытное, тело малолетнего говнюка, нет, неверно, не надо так про Синдзи-куна, у него было тяжелое детство и отсутствие отца в воспитании, вот и вырос – как вырос. Важнее решить – что сейчас делать. Черт. Массаракш. К сожалению, нельзя не ответить на такой выпад. Мне придется довести дело до конца – иначе дальше будет только хуже. Пусть мое нынешнее тело и не создано для боя, более того, даже не тренировано в достаточной степени – все равно придется наводить порядок в нынешней табели о рангах. Я выдохнул.
– Только исподтишка бить умеешь? – мой вопрос заставил Цудзи задохнуться своими словами.
– Может быть, выйдем, разберемся? – продолжил я, кивнув в сторону двери. – Пока большая перемена.
Вызов на ритуальный поединок Цудзи проигнорировать не мог. Никак не мог. Одно дело раздавать тумаки и подзатыльники стоящим на низшей ступени школьной иерархии, и совершенно другое – уклониться от вызова. Да, он мог бы просто навалиться на меня в классе и отмудохать вместе со своим дружком Акаи, да еще кого-нибудь из своей свиты позвать.
Но это был бы конец его карьеры как самого важного альфы в классе. Нет, он обязан был не просто принять вызов, а еще и сделать все, чтобы поединок прошел как можно более честно, показывая, что он тут все еще самый крутой. Биться с парией – то еще удовольствие. Победишь – ну так никто другого и не ожидал. Проиграешь – проиграешь вдвойне, проиграл такому рохле. Никакого профита, одно расстройство.
– Ты в своем уме, тормозила? – Цудзи усмехается, глядя мне в глаза. – На твои похороны я денег собирать не буду. Тебя там во дворе и закопают.
– То есть ты отказываешься? Боишься? – завершаю я разговор окончательным аргументом. Как там писали на пушках – «последний довод королей»? Это вот последний довод пацанвы во все времена – «че, струсил?». Простой как три копейки и надежный как кувалда.
– Хм. Да, конечно. Пошли. Надеру тебе задницу так, что ты будешь своей маме-шлюхе жаловаться, зачем она тебя такого родила… – фыркает Цудзи и отходит в сторону, делая приглашающий жест рукой. Дескать – прошу, добро пожаловать на свои похороны. Но эти детские приколы хорошо работают с детьми и против детей. Я киваю головой – вежливо, так, словно бы ждал такого жеста от швейцара, и следую за движением.