Синее пламя любви
Шрифт:
– Ничего себе! – присвистнула Лещинская.
– И Андрей, ее муж, – снова покраснела Марина, – решил развестись с ней, потому что наконец понял, что она много лет ему лгала. Он был раздавлен этим сообщением и очень страдал. Я пыталась его утешить, я сама была в шоке от происшедшего, это вообще не укладывалось у меня в голове, и вот мы…
Она замолчала, не в силах выговорить ни слова. Ей вдруг стало жутко стыдно.
– В общем, мы стали любовниками, – наконец произнесла она. – Нам было так хорошо друг с другом! Я и не знала, что можно так хотеть мужчину и получать такое наслаждение от него. Но нет, это была не только физическая любовь, самая фантастическая на свете. У нас было и родство душ, интересов, увлечений.
За окном, в глубине сада, мелодично пел свою трель невидимый дрозд.
– Вот вы акушер, опытный гинеколог… а знаете ли вы, что можно испытать оргазм только глядя на руки любимого мужчины? – через минуту смутила она своим вопросом немолодую польку. – Когда он только ко мне приближался, во мне взрывались тысячи молний, и я истекала соками. Я могла умереть за него, а он – за меня.
– Да, такое бывает, но редко, – задумчиво сказала Беата Станиславовна, – Я верю, девочка, что ты полюбила.
– Да, я люблю Андрея, люблю безумно, я умираю от любви. Но я его никогда не увижу. Н-И-К-О-Г-Д-А! – с отчаянием прокричала Марина.
– Почему, милая? – пыталась успокоить ее хозяйка.
– Потому, что его жена похитила Костика, – и Марина буквально затряслась от ярости и горя. – Это называется – киднеппинг. Раньше я только в фильмах такое видела. И в книгах. Она грозила надругаться над ним. Она когда-то училась на ветеринара, умела холостить быков. Ну, вы понимаете… – Лицо Гагариной исказилось.
Полька онемела. Такого рассказа она не ожидала, хотя с самого начала готовилась услышать нечто страшное.
– И я скажу тебе: это не женщина – а чудовище, – наконец обрела она дар речи.
– Она продержала Костика целую неделю в подвале или в какой-то квартире… или даче. Не кормила и запугивала. И только позавчера вернула его мне. Но в обмен на страшную клятву никогда больше не встречаться с Андреем и покинуть Москву, – на глазах молодой женщины показались слезы.
Полька подошла и порывисто обняла ее за плечи:
– И ты, конечно, дала эту клятву?
– Да, я же – мать. Наверное, не самая плохая мать. Я не могла слышать крики Костика по телефону. – Теперь слезы текли по щекам Марины ручьем. – И представлять, что она делает с ним. Он же совсем маленький…
– Ах, она негодяйка! Ах, садистка! Но Бог накажет ее! Поступить так с ребенком! Который к тому же был к ней так привязан, – убежденно сказала Беата Станиславовна.
– Может быть, – мрачно сказала Марина. – Но мне от этого не легче.
– А Андрей ничего не знает? – спросила после небольшой паузы старая полька.
– Ничего. Он не знает даже, что я – беременна от него, – вырвалось у Марины. – О, Господи, за что мне такие страдания!
Вновь наступила тишина. Слышно было, как тонко чирикали в саду неутомимые трясогузки, незаметно присоединившиеся к дрозду.
– И что ты собираешься делать? – спросила акушерка.
– Сначала хотела сделать аборт, как когда-то то сделала Алла. – Марина стиснула руки. – Но потом подумала, что это – подло, ребенок ведь ни в чем не виноват. И все же, я пока окончательного решения не приняла. Пока надо как-то жить. А главное – вывести Костика как можно скорее из этого состояния.
– Да, он находится в шоке, – подтвердила Беата Станиславовна. – Но я завтра посоветуюсь с нашим местным психиатром. – Она улыбнулась, – Это – молодой специалист, прибыл к нам из Калуги, полон прогрессивных идей. Пожалуй, именно он и сможет помочь. Да, я поговорю с ним завтра же. Никому не афишируя это, конечно, – твердо заключила полька и добавила: – А ты пока иди в постель и спи, сколько твоей душе угодно. Только перед этим выпей настой. Там боярышник, душица и пионы: хорошо помогает и химии никакой. Я его тебе уже приготовила, вот он, на буфете. А завтра пойдем на Оку. Погуляем, подышим нашим тарусским воздухом. Утро вечера мудренее, ведь так гласит поговорка.
Марина кивнула. А женщина продолжала:
– Ты должна успокоиться, Мариша, ради будущего ребенка. Пройдет время, и мы что-нибудь придумаем. Главное: ты теперь не одна. Я – рядом. Помнишь, как мы с твоей мамой говорили? «Вместе мы – сила». Вот так-то.
Гагарин снова кивнула. Она прекрасно это помнила! Беата Станиславовна была самой близкой подругой мамы Марины. Ее далекие предки, польские дворяне графы Лещинские – а Польша тогда входила в состав Российской Империи – были арестованы царским правительством Александра II за революционную деятельность, за то, что подняли восстание и боролись за независимость своей Родины, и сосланы на Кавказ. Кавказ тогда не был всесоюзной здравницей и великолепным курортом. Он, особенно побережье от Сочи до Гагр, считался гиблым местом. Здесь было слишком влажно и свирепствовала малярия. И только когда начались массовые посадки эвкалиптовых деревьев, всасывающих лишнюю влагу из почвы и обладающих полным набором ценнейших для здоровья человека ферментов, страшная болезнь отступила. Но и тогда в горах Кавказа осталось множество бандитов, совершавших дерзкие набеги на мирные селения – и предки родителей Беаты Станиславовны не раз могли пасть их жертвой. В конце концов, им просто повезло – и они выжили.
Они жили там с 1865 года, когда их насильно выселили за участие в Польском восстании. Постепенно привыкли, выучили в совершенстве русский язык, обзавелись хозяйством. Даже построили свою мельницу и мололи зерно, которое сами же и выращивали. Были у них и овцы, и множество кур, коровы, они делали собственный творог и продавали его.
А потом свершилась Октябрьская революция. Или, как ее тогда называли сами большевики – «переворот». Новая власть внимательно приглядывалась к Лещинским и, наконец, решила, что они слишком аристократичны и независимы для нее. И снова последовали репрессии. Теперь Лещинские представляли угрозу не как революционеры, а как бывшие дворяне. Хоть и боковая, но все же ветвь очень знатного рода! У них начались необъяснимые сложности с получением работы и продуктовых карточек. Возникла какая-то непонятная суета по поводу прописки, Потом их выселили из одной квартиры, из другой, пока они не оказались в мрачном здании барачного типа на краю города. Наконец, в печально знаменитом 1937 году дедушка Беаты был арестован. Ему успели лишь несколько раз сделать передачи в тюрьму перед тем, как его куда-то увезли оттуда, ничего не сообщив родственникам. От чужих людей они выяснили, что дедушка очутился на Колыме, стал заключенным Северо-Восточного лагеря и строил печально знаменитую «дорогу на костях» – Колымский тракт, который сейчас соединяет Магадан с Якутском. А погиб он уже в Норильских лагерях, о чем они узнали только спустя 18 лет.
Но бабушка с сыном, 14-летним Станиславом, сумела скрыться. Помогли соседи, простые русские крестьяне по фамилии Тарасовы. Они спрятали поляков в своем погребе, дождались, пока спадет самая жуткая волна арестов, когда в тюрьмы гребли буквально всех подряд, а потом переправили к своим родственникам в Ярославскую область. Лещинские питались сырой картошкой и брюквой, которую выкапывали, тайком подползая ночью к колхозным полям, и тем, что им уделяли сердобольные хозяева, сами жившие почти впроголодь. Но, главное, они были свободны. А когда арестовали уже самого бывшего наркома Ежова, санкционировавшего их арест, сумели записаться в колхоз, получили место в бараке и стали зарабатывать трудодни. Жили очень тяжело, ведь в отличие от местных колхозников у них вообще ничего своего не было, но зато хотя бы не умирали от голода.